Наталья родилась в семье дипломата и до 5 лет жила в Лондоне, после чего семья вернулась в Москву. Однако ещё через пять лет родители и брат Натальи вновь уехали заграницу, оставив дочь на попечении бабушки и дедушки.
«Мое детство было неординарным. С девяти месяцев я росла в Англии. Помнить я себя начала рано. Мне было почти два года, когда мама собиралась в Вестминстерское аббатство на коронацию Елизаветы Второй. И я до деталей помню ее платье — сиреневое, со шлейфом. Мама сшила его сама. Забыть невозможно: такой красоты я больше не видела. Также помню елку под потолок в Лондоне, которую папа с мамой нарядили, когда я спала днем».
«А когда мне было десять, отца направили в Стокгольм. Я осталась в Москве с бабушкой и дедушкой, а родители и младший брат Коля уехали на целых пять лет. Разлука далась мне сложно. Я жила на Патриарших прудах, училась в 20-й школе. Каждый вечер мы всем классом встречались на пруду и катались на коньках. Но одиночество не проходило. Эти пять лет — ключевой момент в моей жизни. Если бы не они, я стала бы другим человеком. То, что я в этом одиночестве прочитала, намечтала — именно это меня сформировало. К родителям я приезжала на каникулы, и первое, что делала, — считала, сколько дней с ними у меня осталось. Дней счастья… А в Москве было вечное «07», когда мы созванивались раз в две недели на три минуты. Что сказать за три минуты? Поэтому еще были письма, письма, письма».
Первоначально Наталья думала, что станет переводчицей литературы, но случай полностью изменил её планы на карьеру.
«Мне было тринадцать. Я поехала к родителям в Стокгольм на летние каникулы. Ходила в летнюю школу на берегу моря — в девять утра детей туда отдавали и в час дня забирали. И вот появился там какой-то человек — смешной, маленький, и он внимательно на меня посмотрел. Вечером папа объяснил: «Это режиссер из Москвы, он пришел ко мне и говорит, что ему нужны две женщины и мужчина. Но я ответил, что все взрослые работают, и предложил посмотреть детей. Может, кто-то подойдет». А я в 13 лет была точно такого же роста и веса, как сейчас. Большелобая девочка. И этот маленький человек, который оказался выдающимся режиссером Марком Семеновичем Донским, попросил папу меня отпустить. Несколько дней я прожила в сказке, в исторических костюмах. Мы катались туда-сюда в пролетках, я зонтиком закрывалась, чтобы в камеру не попало мое детское лицо…Съемочная группа уехала, и я продолжила жить своей жизнью. А потом Марк Семенович позвонил и сказал, что можно посмотреть фильм. Папы не было, мы поехали с мамой на студию Горького, и он показал картину. Событие! Мы вышли из зала, стоим, разговариваем, и к нам подходит лысый человек. Донской ему говорит: «Сережа, вот артистка будущая». Это был Герасимов. И будущая артистка стала пунцового цвета, пятнами пошла. А Герасимов сказал: «Знаете, жалко, конечно, я курс в этом году набрал уже. Вы поступайте через год. Хотите, ко мне приходите, посмотрите, как я буду заниматься». Я сказала: «Спасибо». И мы разошлись. Прошло дня два-три, мне звонят из группы Донского и говорят: «Знаешь, мы видели Герасимова, он попросил тебя прийти к нему 1 сентября». Он тогда писал сценарий фильма «У озера». Сибирь, девочка-сибирячка из его детства… Светлоглазая, волосы до колен. Я такой и была».
Белохвостиковой посчастливилось встретить на своём пути легенд отечественного и мирового кинематографа, среди которых были Федерико Феллини, Джульетта Мазина и Ален Делон.
«Помню, у нас первый съемочный день с Аленом Делоном в «Тегеране-43» был на Елисейских Полях. Эпизод маленький. Нужно выйти из офиса, сесть в машину, с Курдом Юргенсом поговорить и уехать. И вот, смотрим, Делона нет и нет. Оказывается, вот что он сделал. Елисейские Поля, 9 утра, он вышел на улицу, встал, прислонился к стеночке и собрал сотни людей. Обрастал людьми, обрастал… Люди как дрожжи росли. И он собрал толпу
Появился Курд Юргенс и сказал, что советует поменять его на Бельмондо. Потому что это хулиганство. Ну правда, он хулиганил. Но радовался как ребенок. Так же он расстраивался, что на него не обращают внимания люди в аэропорту Орли, где мы снимали очень много, но там люди бегут, они не смотрят — Делон, не Делон… И ему стало скучно, он ушел, засел в комнате и занимался собой. Вообще, Делон партнером был замечательным. Он импровизировал, хохотал, придумывал. Нам очень было здорово работать, встречаться, мы и по жизни виделись много раз. Для меня это невероятная память. И мы сидели рядышком на премьере в советском посольстве в Париже. Он меня весь просмотр держал за руку. А когда фильм закончился, мы долго обнимались и поздравляли друг друга».
«Мне повезло встретить много людей, про которых можно сказать, что они биологически другие. Шукшин, Евстигнеев, Табаков, Леонов, Вацлав Дворжецкий, Гафт, Джигарханян… Безусловно — Смоктуновский. Самым гениальным он был на картине «Белый праздник» по сценарию Тонино Гуэрры. Через три недели после начала съемок у него случился тяжелейший инфаркт. И мы с Володей Тонино звонили, говорили: «Надо закрывать картину, потому что только он может это играть. А даже если Смоктуновский, дай Бог, поправится, он не будет в состоянии сниматься». И вот сидим как-то с Володей вечером, и раздается звонок. Я поднимаю трубку, а там: «Наташенька, это Кеша, а Вовочка где?» — «Сейчас». Передаю трубку мужу, и Смоктуновский говорит: «Слушай, я вот тут думаю: эту реплику мне не очень удобно произносить. Ты не против, если я слова немного под себя переставлю?» Он звонил из реанимации!»
«Высоцкий на съемках «Маленьких трагедий» написал мне стихи… Дело в том, что я умею заболеть в первый день съемок. Это у меня очень здорово получается, почти на всех картинах. А тут я заболела вся, с ног до головы. Потеряла совершенно голос, у меня был сильный насморк, температура, болели уши. Первое, что я сделала, приехав на студию, — пошла в поликлинику, мне там вкололи укол. Помню, когда я на площадке открыла рот, все захохотали. Потому что мой голос был как у Высоцкого — низкий и с хрипотцой. И когда я уже с температурой лежала в актерских комнатах, пока снимались другие сцены, Володя пришел ко мне, говорит: «Послушай, я сейчас тебе стихи прочту». И прочел. А у меня температура, я лежу никакая. В общем, запомнила только последнюю строчку: «И Дону Анну я называл Наташей». Я говорю: «Володь, запиши, пожалуйста». А он: «Ага, будет время — запишу». Но кто же думал, что ему так немного осталось…»
Также актриса рассказала о знакомстве со своим мужем, режиссёром Владимиром Наумовым.
«Я летела на премьеру «У озера» в Белград 7 ноября. В делегации были Марк Донской с женой, я и режиссер, руководитель делегации. Мне было 20 лет, я только что окончила институт. И накануне мне звонят и говорят, что тот самый режиссер, который должен был ехать, не поедет, потому что у него жена тяжело заболела. Полетит Наумов, у которого есть готовый загранпаспорт. И еще спрашивают: «Ты знаешь его?» — «Знаю. Я все его фильмы изучила во ВГИКе». — «То есть в аэропорту ты его не узнаешь? Придется ехать туда с тобой и вас знакомить, потому что, если вы потеряетесь, будет катастрофа». И вот меня к нему подвели в Шереметьево, познакомили. Потом мы с ним сидели в самолете рядом. И я думала: странный человек. Тогда еще никто курения в самолетах не запрещал, и вот он у всех берет сигареты, но не закуривает. Нюхает, вертит в пальцах, пепел сыпется на одежду. Словом, причуды гения. Позже я узнала, что за три недели до этого он, курящий с 14 лет, бросил эту привычку. Его друг, владевший гипнозом, сказал: «Володь, тебе надо кончать курить, нужно поберечь легкие. Ляг, давай с тобой поговорим». Наумов рассказывал: «Он мне десять минут морочил голову: «Курить вредно, вредно…» Талдычил примитивные истины. Я ждал, когда это кончится. В конце концов он сказал встать. Я встал и, очень довольный собой, сказал, что пошел курить. Друг говорит: «Иди!» Я открыл окно, взял сигарету, посмотрел на нее и выбросил на улицу».
Всю поездку они с Донским надо мной издевались, я, как всегда, краснела. Была в своей роли. Они купили хохотунчик, который, если кнопку нажать, хохочет истерично. И когда какая-нибудь экскурсия, народу много, они шли за мной и включали хохотунчик, все на меня смотрели, а я покрывалась пятнами. Потом мы вернулись в Москву. Через неделю вышло интервью Наумова в газете «Правда». Мой папа ее выписывал, она каждое утро приходила в ящик. И вот Наумов на страницах «Правды» рассказывает, что состоялась такая пафосная неделя в Белграде, что все очень хорошо прошло. И последний вопрос огромной статьи был: что вас потрясло больше всего в Югославии? И ответ: Наташа Белохвостикова. Это напечатала газета «Правда»! Сейчас можно сказать — безбашенное признание. Эта газета у нас хранится до сих пор. Дети, когда видят ее, хохочут…»
Свежие комментарии