Также актриса назвала кончину Миронова самой серьёзной психологической травмой: «Мы все вместе были на гастролях в Прибалтике, он поехал играть спектакль, а мы остались с мамой в Юрмале в гостинице. Он потерял сознание на спектакле, это уже была кома, и он прожил ещё полтора дня в больнице. Мы не успели доехать попрощаться. Меня вообще в учёт никто не брал. Моя мама не берёт в учёт, так сказать, объекты».
«Это травма моя психологическая вообще на всю жизнь, которая всю жизнь мою определила. Это был шок. Наверное, то, что сейчас называют посттравматическим расстройством - это оно и было. Это было внезапно. Совершенно неожиданно. И ещё меня травматизировало поведение взрослых. Я тогда поняла, что кругом какие-то бессердечные идиоты. Друзей нет. Остались друзья только Шура Ширвиндт и Шура Червинский, которые не оставили меня и не бросили. А так я увидела, как все довольно формально общаются…Папа же был очень известный артист, и очень витальный, живой. И он вокруг себя собирал огромную компанию. Он был такой центр маленькой вселенной, которая после его кончины собственно и распалась.
А вообще я просто поняла, насколько люди фальшивые. И на похоронах в том числе. Из похорон они сделали такой феноменальный цирк. Мы же все любим пиар. Тогда просто не принято было об этом говорить. Но назовём это тщеславием. Каждый хотел быть причастным к этому. Это была стая таких бессердечных совков, исключая пап Шур, Игоря Квашу и Григория Израилевича Горина. А так просто большая тьма набежала. Мама была сама по себе. Она, конечно, не поддержала меня, она же даже не подозревала, что у меня могут быть какие-то чувства».
Свежие комментарии