Герой прошлого, скульптор Николай Фомич Ферапонтов (Юрий Стоянов) был востребован и обласкан властью при генсеках, но в новом времени у него есть только ветхая мастерская и долги перед братвой, заказавшей мэтру памятник на могилу своего кореша Коляна. На сдачу — тотальное одиночество. Жена (Ирина Цветкова) ушла, потому что не вытерпела жизни с неудачником (так еще и стукачом — при советской власти Николай Фомич слишком рьяно боролся с формалистами). Сын (Сергей Бызгу) — пьянчужка, вечно ищущий возможность вкатиться в пирамиду очередного «Гербалайфа», так и промотал папину дачу. Навещает старика разве что внучка Дуня (Анастасия Филиппова), но у нее интерес к деду сугубо материальный: одолжить денег по системе невозвратного кредита. Когда на пороге Ферапонтова материализуется лощеный искусствовед Мясоедов (Дмитрий Лысенков), скульптор первым делом клянчит у него пятьсот рублей за интервью — хотя бы так подзаработать, потому что иных способов не осталось. Ферапонтов хоть и пытается творить — тюкнет коньяка, нацепит буденовку, возьмется за дело — но на выходе получается в лучшем случае убогий «эскиз», неубедительная фигурка из проволоки.
Но — вот же «рояль в кустах» — в подсобке Ферапонтова искусствовед случайно обнаруживает картины великой художественной ценности: что-то на уровне Филонова, шедевр сюрреалистической абстракции. «Ваши?» «Мои». Хотя придворный ваятель, конечно, так бы никогда не нарисовал, но мечта снова оказаться видным художником, восстановить имя и подзаработать оказывается сильнее правды. И пока телевизионщики снимают ролики о скрытом гении советского искусства, кураторы готовят выставки найденных полотен, а давние знакомые хмыкают под нос (они-то понимают, что это явная фикция), сам Николай Фомич ломает голову: кто же на самом деле нарисовал эти кляксы и искаженные в агонии морды? Хорошо бы сделать так, чтобы настоящий автор не пришел портить всю малину. А претендентов на пост скрытого гения сразу находится много: летит в Петербург некогда сбежавший в Израиль фиктивный еврей Нахимсон (Виктор Сухоруков), в повествовании появляются призрак давно умершего живописца из Гатчины, затравленные номенклатурными художниками конкуренты, многочисленные родственники, недоброжелатели, приблатненные «эксперты». Все хотят оторвать кусочек прибыли с продажи предметов искусства, строя вокруг них циничный и вымученный схематоз. В конце которого, как говорится, «возможен криминал».
Оговорим это сразу, «на берегу». «Пять процентов» — фильм, которому наиболее подходит эпитет «архаичный». В нем продолжаются идеи старой школы ленинградского кинопроизводства, некогда подарившего нам депрессивный «Отпуск в сентябре» и «Фонтан» Юрия Мамина — не кино даже, а воплощенный на экране фантасмагоричный ЖЭК-арт. «Ленфильм» очень любил этот стиль: театральность, тесноту декораций, «маленького человека», страдающего от какого-то вечного несоответствия себя действительности. Искусствоведы в коммуналках — что может быть печальнее, поэтичнее и реалистичнее? Может, именно театральная условность мешает «Пяти процентам» обрести «кинотеатральную» динамику, и зрителю приходится порою слишком долго смотреть на экран, где ничего не происходит: просто Юрий Стоянов в дырявых рейтузах. Медленно, хрустя косточками, он идет по кадру. Декорация такая, будто ее делали для сцены БДТ, а не для кино. Художественная мастерская — главная точка всех сценарных событий — доверху забита мелочами (крючками, стаканами, прикнопленными к стенам фотографиями) и величинами (громадная нога стоит посередине мастерской — невероятная в своей нелепости). Камера хочет, чтобы все было рассмотрено, чтобы не дай бог не пропала титаническая работа декораторов. Но эффект обратно противоположный: очень быстро наполненность кадра начинает утомлять и хочется уже перейти поскорее к новой сцене.
Но главный аттракцион этой истории оказывается как раз-таки совсем не смешным. «Пять процентов» — история обреченности поколения, которое было всем, а стало ничем. Бывшие скульпторы и художники ютятся по пыльным подвалам, пьют горькую, вспоминают прекрасное прошлое. На место старых плутов пришли новые, и теперь они правят миром, в котором «не подмажешь — не поедешь». Лучшие эпизоды брюзжания, конечно же, приходятся на те моменты, когда в кадре одновременно существуют Стоянов и Сухоруков — когда-то делившие одну комнату в общаге ГИТИСа, они впервые вместе на большом экране и отрываются на полную. А Светозаров использует эту энергетику вовсе не в интересах зрителя. Он играет в свою игру, заочно полемизируя с фильмами прошлого и ушедшей натурой школы, к которой он, несомненно, принадлежит. В 1988 году его отец, Иосиф Хейфиц, уже ставил «Вы чьё, старичьё?»: жалостливую драму о мытарствах двух мужчин преклонного возраста, оказавшихся совсем ненужными ни родным, ни миру в целом. Заканчивается 2023 год, вокруг нейросети и кофейни с латте на кокосовом молоке. А старичьё все еще ничьё — некоторые вещи остаются неизменными, и это, вообще-то, довольно грустно.
«Пять процентов» в кинотеатрах со 2 ноября.
Ссылки по теме
«Агент национальной безопасности»: Что дозволено чекисту, не дозволено менту
Царство маленьких людей: Виталий Мельников – режиссер школы «Ленфильма»
Смотреть онлайн: Забытые шедевры «Ленфильма»
Свежие комментарии