1930-е. Чудовищный голод вытягивает энергию и краски из казахского аула. Местные жители едва подвижны — чтобы не призывать лишней активностью желание еды. Не сидит без дела только могильщик Исатай (Еркебулан Дайыров), который каждый день свозит новые трупы в общую могилу — зияющую рану посреди степи. С высоты птичьего полета обилие тел из-за слоя хлорки начинает походить на песчинки в безжалостных часах, которые то ли отсчитывают начало новой эпохи, то ли сулят всему сущему неизбежный финал.
Так и ключевые фигуры фильма производят ощущения наполненности: если не драматургической, то энергетической, эмоциональной, духовной. В конце концов, каждый здесь пропитан горестями, несет их в себе или становится их источником для других. Эпизодический выход Варвары Шмыковой как раз связан с заплутавшим известием о смерти. Неприкаянно бродящая как будто на периферии кадра, Толганай Талгат ощутимо, телесно воплощает скорбь матери, потерявшей ребенка. Сыгравшего Исатая артиста Абильмажинова режиссер сравнивает с Тосиро Мифунэ — джокером Акиры Куросавы, артистом-самоучкой с мощной харизмой и экранной интуицией. Его же «Ран» (1985) — с японского «хаос», «смута» — кажется Айсултану Сеитову более адекватным переводом названия, чем, скажем, «Беги».
В конце концов, «Қаш» действительно фокусируется не на движении и выживании, но стоическом принятии груза сделанного выбора. В пространстве, времени или сознании. Финальная гора нераспечатанных писем рифмуется с концовкой комикс-антиутопии «Сквозь снег» (2013) Пон Джун Хо — одного из любимых режиссеров Сеитова. Катастрофа произошла, функционирующий на эксплуатационной тяге поезд «прогресса» сошел с рельс. Что будет дальше — решать уже только выжившим, которые, конечно, никогда не забудут, что видели в вагонах — и как их товарищей бросали в топку. И, вероятно, не будут торить дорогу в будущее ценой миллионов жизней.
Свежие комментарии