После премьеры сериала «Раневская», в котором актриса исполнила заглавную роль, Мариэтта дала беспрецедентное количество интервью. Однако до этого карьерного взлёта интерес журналистов к актрисе был исключительно как к дочери Любови Полищук. Неприязнь к журналистам обострилась у Мариэтты после смерти матери, когда акулы пера повели себя совершенно безнравственно.
«Я не могу назвать этих людей журналистами. Это подонки. Все эти нтвшники, экспресс-газеты, вся эта х**абора - у них вообще нет границ. Они приезжали и снимали переноску, когда маму выносили из квартиры. Они стояли у подъезда, у них свои какие-то каналы. И вот время смерти констатировано, а они уже под подъездом и ждут, когда будут выносить труп. Им пох**. Мы с папой первое время по понятным причинам были в совершенной прострации. «Да, что-то надо сказать? Давайте». А потом когда они начали брать и монтировать… Они же вставляют за кадром другой текст и потом монтируют с твоим комментарием. У людей вообще нет представлений о порядочности.
Нет к ним никакого доверия. Было очень много гадостей. А потом, о чём мне рассказывать? Вот мне звонят и говорят: «Мы хотим сделать передачу о Любови Григорьевне Полищук». «Замечательно, классно, делайте». «Дайте нам интервью». Я уже всё, что могла сказать, я всё сказала. Если вам нужны какие-то материалы, фотографии, я помогу. А сидеть и копаться в том, какая мама была дома - зачем? Это наше, а не ваше. Ваше - это кино. Хотите передачу, делайте про кино. Отвалите от кухни. Почему я должна рассказывать, как у меня дома выглядит быт? Я не люблю подглядывать в замочные скважины. Кто-то любит, видимо. Ну это их половые проблемы, не мои.
Я так часто стала давать интервью, потому что должна была это делать, а не потому что очень хотела. У меня это в контракте прописано - что я участвую во всех промо-акциях, связанных с выходом сериала».
Актриса также развеяла популярный жёлтый миф о ссоре с единоутробным братом, актёром Алексеем Макаровым. «Жёлтые темы говорят, что мы с Лёшей поссорились из-за маминой квартиры. Но мы не поссорились. Ну нравится им об этом говорить и писать везде, что мы 16 лет не разговариваем, не знакомы с детьми друг друга. Я с этим не спорю. А зачем? Вот просто из принципа - почему я должна кому-то что-то объяснять про свою семью?»
Полищук скончалась, когда Мариэтте было 22 года, из-за чего, по словам актрисы, у них было очень мало времени, чтобы как следует «подружиться»: «Я не была взрослым человеком. Я только-только закончила институт. Театральный институт. Это не взрослый человек. Во взрослого человека я стихийно превратилась, когда мама стала уходить. Потому что вдруг оказалось, что за многое надо нести ответственность. Ну бытовые вещи, типа счета за квартиру. Я даже не знала, как это делается. У меня были с мамой нежные отношения, дочерне-материнские. Но как следует подружиться мы успели совсем на бегу. Это произошло за последние полтора-два года. Это очень короткий срок.
Мамы нет уже много лет, и я в какой-то момент подумала, что мне, наверное, чуточку легче, чем другим людям, у которых рано уходят родители. Потому что я в любую секунду могу нажать на кнопку пульта и посмотреть на маму. Потом я поняла, что нет, легче не становится. Это всё равно не мама, а персонаж. А во-вторых, когда ты смотришь и не можешь потрогать... Это же мама. Мама же это тактильное существо. С ней иногда можно и не говорить, а просто подойти и прислониться. Этого очень не хватает. Не хватает и разговоров, какие-то вопросы хочется задать, которые мне даже близко не пришли когда-то в голову. А сейчас этих вопросов столько. И на них нет ответов. И это очень бесит».
Только после смерти матери Мариэтта взяла её фамилию: «У меня была фамилия Цигаль с детства, у Лёши была папина фамилия Макаров с детства. И вот мама говорила, что родила двоих детей, ни один на неё не похож, так ещё и без её фамилии. А с учётом того, что оба идиота пошли в эту же профессию, мы решили, что всего сами добьёмся. Когда мамы не стало, мне было 22 года. И это придумал Миша Ширвиндт. Он позвонил папе и сказал: «Тебе не кажется, что было бы здорово, если бы Мариэтта возьмёт её фамилию?». Мы посмотрели друг на друга и поняли, что ну хотя бы в память о маме это будет правильно. Я очень жалею, что я это поняла так поздно. Гоношиться тем, что я всего сама добьюсь, мне никто не помогал - это подростковый идиотизм, который, к сожалению, я не успела истребить до того, как мама умерла. Если есть что-то там и где-то, то, может, хотя бы так мама об этом узнает и ей будет это в радость».
Свежие комментарии