На Netflix вышла драма «Суд над чикагской семеркой», рассказывающая о протестах во время съезда демократической партии в Чикаго 1968 года и последующем суде над восемью «лидерами» этой акции. Алексей Филиппов рассказывает, каким получился вторая режиссерская работа Аарона Соркина, который наиболее известен фильмами и сериалами с мастерскими диалогами («Западное крыло», «Социальная сеть», «Служба новостей», «Стив Джобс»).
В отличие от концептуальной, но слишком сконструированной «Большой игры», второй режиссерский опыт Аарона Соркина пышет энергией и по интонации располагается аккурат между Спайком Ли и Стивеном Спилбергом — хотя их соседство звучит удивительно. «Суд над чикагской семеркой» начинается незадолго до «Пятеро одной крови»: летом 1965 года Линдон Джонсон почти двукратно увеличивает объем американского присутствия во Вьетнаме — и полный вперед.
Читайте рецензию на «Большую игру»
Читайте рецензию на «Пятеро одной крови»
Слушайте подкаст про Спайка Ли и плакатное искусство
В армию стали активнее призывать молодых людей с 18-ти до 24-х по методу лотереи — вытягивая бумажки с датой рождения призывников. В том же году убит борец за права афроамериканцев Малькольм Икс, через три года и с разницей в три месяца — Мартин Лютер Кинг и Роберт Кеннеди. В Америке готовились закручивать гайки — и с приходом Ричарда Никсона был подобран гаечный ключ нужного размера. Символом этого исторического — или политического— процесса должен был стать процесс судебный — над «зачинщиками» беспорядков в Чикаго. В августе 1968-го десять тысяч человек, преимущественно представителей молодежного движения йиппи (революционно настроенные хиппи), устроили демонстрацию в Линкольн-парке, которая закончилась жесткой стычкой с полицией. Многие демонстранты пострадали, восьмерых, назначенных «организаторами беспорядков», через год ждал суд. С него и должно было начаться правление Никсона и его кабинета.
К 2020-му все параллели между Трампом и Никсоном и пересказ событий полувековой давности как репетиции грядущих перемен стали общим местом: о мифах и рубцах войны во Вьетнаме хлестко высказался уже упомянутый Спайк Ли, сделав ударение на расовый вопрос, должное феминистской борьбе 1960-70-х отдали сериал «Миссис Америка» и фильм «Глории» (об иконе движения Глории Стайнем).
«Миссис Америка» тут примечательна по двум причинам. Это тоже история, в общем, поражения (несмотря на высокую ноту, «Суд…» заканчивается обвинительным приговором, отмененным лишь в титрах): консервативная домохозяйка Филлис Шлэфли (Бланшетт) стала рупором довольных жен и помешала принять Поправку о равных правах, которая может вступить силу только 40 лет спустя. Другой немаловажный аспект — на что сценаристка сериала Дави Уоллер давит акцентнее, чем Соркин, — в неоднородности «протестующей массы».
Единая вывеска не должна обманывать: «чикагская семерка» (изначально восьмерка) не армия единомышленников — многие из обвиняемых даже не были знакомы до зала суда. Их близость вызвана не единым опытом, как у афроамериканцев в «Пятеро одной крови», но одной пересекающейся целью — остановить войну во Вьетнаме, прекратить бессмысленную гибель сыновей Америки (за время почти годичного процесса убито порядка пяти тысяч человек). И на ее территории тоже — но это за скобками.
Их непохожесть Соркин остроумно намечает во вступительной «презентации»: очевидно, что у сооснователя группировки «Черные пантеры» Бобби Сила (Яхья Абдул-Матин II) и радикального пацифиста Дэвида Деллинджера (Джон Кэролл Линч) — разный вокабуляр. В не меньшей степени это заметно на контрасте лидеров йиппи Эбби Хоффмана (Саша Барон Коэн) и Джерри Рубина (Джереми Стронг) с менее революционными представителями «новых левых» и организации «Студенты за демократическое общество» — Томом Хайденом (Эдди Редмейн) и Ренни Дэвисом (Алекс Шарп), который каждый день записывал в блокнот имена погибших на войне, чтобы «не забыть, зачем мы здесь». Еще двое участников процесса оказались на скамье подсудимых практически за компанию — Ли Вайнер (Ной Роббинс) и Джон Фройнс (Дэн Флаэрти) существуют в кадре для повышения градуса абсурда и пары панчлайнов. Лучший — про то, что среди протестующих оказалось подозрительно много полицейских и ФБРовцев под прикрытием (например, соблазнившая Рубина Дафна в исполнении Кэйтлин Фицджералд).
Однако ни талант Соркина к превращению целых политических речей в пару скороговорок, ни монтажное попурри, склеивающее параллельные или даже перпендикулярные мысли, не способно целиком вместить историю чикагского августа и последующего суда. Весь список требований и актуальных вопросов пришлось урезать до универсального «нет войне», а многие смачные детали — опустить (не говоря уже о том, что почти все участники процесса заслуживают отдельный фильм). Например, шуточную идею подмешать в водопровод ЛСД или про перфоманс кандидата в президенты поросенка Пегасуса, у которого на выборах было бы примерно столько же шансов против Никсона, как у ставленника демократов Хьюберта Хамфри.
Аарон Соркин калибрует историю, лишь намекая, что спецслужбы прослушивали кабинет защиты, или рефреном показывая попытки Боби Сила выступать от своего имени в отсутствие заболевшего адвоката — пока его дело не было отделено от основного процесса (и их осталось семеро). «Суд…» — кино больших мазков, сколько бы нюансов ни возникало на полях — вроде участия в демонстрации битника Аллена Гинзберга, «горловым пением» привлекавшего энергию на помощь соратникам, или девушки с американским флагом, до которой докапываются студенты элитных вузов, требуя, чтобы она возвращалась к плите.
В конце концов, плотная судебная драма строится не на полифонии идей (это был бы гомон), а на точечных дуэлях: революционера Хоффмана с дипломатичным политиком Хайденом, которые оказываются не такими уж разными; честного прокурора Шульца (Джозеф Гордон-Левитт), который вынужден подталкивать подсудимых «на плаху» по настоянию генерального прокурора, и адвоката Уильяма Кантслера (Марк Райлэнс), который поначалу ведет защиту чуть ли не на рефлексах; находящегося во всех смыслах в стороне (он даже не участвовал в митинге) афроамериканца Сила, которого используют как фигуру устрашения, и судьи-самодура Хоффмана (Фрэнк Лангелла). Последний, впрочем, против всех.
Это именно конфронтация без надежды на диалог: с определенного момента зал скандирует «отклонено» вместе с судьей. И тут «Суд на чикагской семеркой», обращающийся к революционной энергии 50-летней давности, неожиданно созвучен с ритуальной драмой Ивана И. Твердовского «Конференция», где тоже маленький зал — правда, Театрального центра на Дубровке — оказывается территорией разбросанных без результата слов. Две очень разные по энергетике, методу и теме картины, по сути, констатируют, что «важные разговоры» между людьми разных взглядов ведутся не для того, чтобы перетянуть «оппонентов» на свою сторону. Это обращение к единомышленникам и неопределившимся, современникам и потомкам. «Весь мир смотрит», — скандировали у здания суда, и этот лозунг, конечно, актуален для Америки 2020-го.
«Расемон» не работает: складывая три версии, чтобы узнать истину, вы на самом деле получите три непохожие истории, из которых «верную» выберет сторона силы — судья в 1969-м, зритель — сейчас. При Джонсоне дело собирались закрыть, при Никсоне дали ход, когда первый президентский срок стал подходить к концу и вес «показательного дела» уменьшился — приговор символично отменили.
Реальность, конечно, сложнее — но ее невозможно уместить в рамку жанра, поэтому и финальные титры докладывают лишь о судьбе четырех: судью Хоффмана признали «неквалифицированным», бунтарь Рубин стал маклером с Уолл-стрит и в 90-е погиб под колесами машины, Хайден начал успешную политическую карьеру в Калифорнии, йиппи Хоффман написал учебник по борьбе с истеблишментом под названием «Укради эту книгу» и покончил с собой в 1989-м. Боби Сил, кстати, жив до сих пор.
В этом лапидарном википедийном врезе важен контрапункт пафоса и неабсолютного торжества. На этом парадоксе строится весь фильм, заканчивающийся приторным — под аплодисменты — перечислением тех самых 5000 погибших во Вьетнаме. Похожая сцена венчала спилберговского «Линкольна» (2012), для которого в 2007-м Соркин и написан сценарий «Семерки…». Издержки жанра, финальный аккорд. Зато в сюжетной конструкции, которая складывается в палиндром — слово, как бы поедающее само себя: одновременно поставлен ноль и переговорам, и прямой конфронтации — и в то же время заключен могучий призыв к действию, который порождает такое «оскаровское» воодушевление (фильму небезосновательно прочат награды — примерно за все). И так резонирует со всеми общественными порывами года — от BLM до событий в Беларуси.
Хоффман, придумавший «йиппи» то ли как опечатку в слове «хиппи», то ли междометие, то ли аббревиатуру, был бы доволен: это и зверски серьезное, и крайне ироничное, и немного балаганное шоу, похоже на его выходки. Не случайно так цветет и светится в этой роли «современный шут» Коэн, которому достались и мудрые панчлайны, и лучшие остроты, и стендап-выступления, и пара гэгов с переодеваниями. Наконец, именно он первым понимает, что дело политическое — как в определенных условиях политическим может быть и фильм, и жест, и аватарка в соцсетях.
Каждый сам за себя, а закон против всех.
Свежие комментарии