Две фигуры, как есть — трагические. Режиссер Гиви (его играет сам Бакур Бакурадзе) давно живет в Москве, ездит на дорогой машине и иногда снимает кино. Последний фильм — на его постере гордо помещена пальмовая ветвь Каннского фестиваля — вышел два года назад, с тех пор Гиви живет неясно чем. У него вроде бы появилась интересная задумка для камбэка, но продюсер (Гарик Мартиросян с сигарой) осаживает творца: тебе уже полтинник, хватит мучиться этим авторским кино. Сними блокбастер, заработай денег — время для экспериментов на голодный желудок прошло. Бакурадзе эту режиссерскую дихотомию знает получше многих: прошлый его фильм «Брат Дэян» — драма сербского генерала, скрывающегося от Гаагского трибунала — вышел девять лет назад, после него мхатовская пауза и работа над сценариями космических фильмов Клима Шипенко («Салют-7», «Вызов»). Гиви нуждается в деньгах и решает продать свою квартиру в Тбилиси. Прыгает в машину и отправляется на дальняк, в город детства.
В Тбилиси живет другой мужчина честной судьбы, давний знакомый Гиви — Леван (Леван Гоголадзе). У него ситуация примерно того же склада, но только вместо мук творческого кризиса тотальное безденежье. Бывший спортсмен, игрок грузинской сборной по регби, влачит жалкое существование в пыльной халупе. В недавнем прошлом от него ушла жена, забрала с собой детей (к ее чести — разрешает с ними видеться и даже снабжает игрушками, которые он дарит от своего имени). Потом спортсмена на пенсии разбил инсульт, на этом фоне обострился диабет. Леван питается макаронами и гречкой (которые ему противопоказаны), много курит и закидывается рецептурным диазепамом — потом лежит мешком. Его круг общения ограничен тбилисской шпаной: магазинными воришками, словоохотливым и немного сумасшедшим братцем, слушать которого уже невмоготу. Единственная отрада — две собаки, Джесси Большая и Джесси Маленькая. Ну и интернет, в который мужчина выходит со старенького ноутбука с западающими клавишами. В Сети Леван и Гиви чудом нашлись и вспомнили друг о друге: однокашники, которых жизнь много лет назад раскидала по разным странам и стратам, заводят долгую беседу. Гиви предлагает Левану подработку: ежедневно вести дневник, описывая свою жизнь. Вознаграждение скромное — всего пять лари в день. Зато при деле и под каким-никаким присмотром, а московскому режиссеру — фактура для нового фильма.
Кино повторило реальность. О жизни Левана Бакур Бакурадзе узнал из социальных сетей, начал ему понемногу помогать. А тот, в свою очередь, записывать свои наблюдения, которые и стали костяком сюжета «Снега в моем дворе». Получился певучий грузинский неореализм (обошлись без велосипедов), в котором небоскребы-стекляшки нового Тбилиси возвышаются над старыми двориками и неубранными террасами. Кто-то мчит по делам на «Мерседесе», другие, в их числе и Леван, ногами месят снежную хлябь, перебиваются случайными подачками и мелкими кражами. То стибрят покрышки, то продуктовый обнесут, распихав по карманам рыбные консервы. Леван, может, и полощется где-то на дне городской жизни, но не лишен внутреннего стержня: попрошайничает молодо и нагло, может даже у префекта денег стрельнуть. Обещает разблокировать в скайпе своего болтливого родственника, если тот заплатит 500 лари — бесплатно выслушивать всю эту чушь нет ни сил, ни желания. Циничность бродяги слетает с персонажа редко, но неизменно к месту: «Снег в моем дворе» изобилует трогательными сценами, в которых герой заботится о своих собачках или увлеченно собирает с детьми конструктор. И великодушно прощает солдата-срочника, решившего обобрать гранатовое дерево в его дворе — отложив нож, предлагает поделить добытое пополам, да и разойтись с миром.
Это не обреченное умирание, которым часто пропитаны фильмы о бездомных и отверженных. Скорее, просто такая жизнь, наполненная сожалениями и маленькими радостями. Сегодня на столе появилась кола (без сахара) и есть надежда, что городская администрация отдаст скопившийся у нее металлолом. Завтра продавщица тактично не заметит, как Леван ворует у нее из-под прилавка сигареты — еще и вино в долг даст, и дворнягам костей. На стене, прямо над кроватью Левана, висит детский рисунок. Его дети взрослеют — это хорошо, но недалек тот час, когда они устыдятся своего бедного приходящего папы — вот это уже невыносимо. Собаки — смертны, но недавно Леван во сне беседовал с Богом и видел Рай, в которой все псы попадают. Товарищи по ремеслу улетают пошуршать по европейским столицам, но одиночество ненадолго — они вернутся, чтобы перезимовать в родном Тбилиси. Да и Гиви вот-вот приедет, обещал привезти свой старый ноутбук. Наверное, все наладится.
Чего нельзя сказать о его московском визави — «Снег в моем дворе» бережно относится к Левану, но довольно жесток к режиссеру Гиви. Меланхоличный автор пребывает в состоянии застоя: ему не снимается и не любится, даже фары на внедорожнике стали светить как-то тусклее. Хотя с автомобильной оптикой, как выясняется к финалу, все в порядке — проблему надо искать в прокладке между сиденьем и рулевым колесом. Двое мужчин средних лет вышли из одной школы, выросли на одних тбилисских улочках. Даже ели одинаковые серые макароны, которые помогли выжить во время долгой гражданской войны. Один оказался в модном скандинавском минимализме московских гостиных, у другого не закрывается входная дверь (да и от кого ее, собственно, запирать?). Оба уже не тонут в проблемах, а, как в старом анекдоте, плавают в них уверенным кролем.
Бакуру Бакурадзе не впервой искать героя там, где прочие отыщут маргинальный элемент («Шультес»), военного преступника («Брат Дэян»), ну в лучшем случае — непримечательного обывателя из глубинки («Охотник»). Теперь его героем становится поколение потерявшихся мужчин, которые бродят по городу своего детства. Стреляют сигареты, спасают котят, отогревают промокшие ноги феном. Они не хотят ни с кем разговаривать, но очень обеспокоены, если им никто не звонит. Лучшей характеристики для мужчин слегка за пятьдесят и не придумать — такой вот лайфстайл, отчего-то совсем не гнетущий. Напротив, транслирующий надежду на успех безнадежного дела.
Снег в моем дворе в прокате с 30 января.
Ссылки по теме
Шаман и шут, или Нет Пророка в своем отечестве: 100 российских фильмов 2025 года
Алишер Хамидходжаев: «Это непродуктивно — давить авторитетом»
«Королевство»: Твой дом — моя крепость
Свежие комментарии