I. Дороги, которые мы выбираем: южная география
Родившись в городке Литл-Рок, штат Арканзас, Джефф Николс в основном снимает об американском Юге, чьи места и интонации ему хорошо знакомы. При этом фокус режиссера можно назвать бродячим: координаты фильмов не повторяются, а сюжеты иногда заносит в центральную часть США. Даже снятые в Арканзасе дебютные «Огнестрельные истории» (2007) и «Мад» (2012) выглядят как два разных мира: неторопливый фермерский вестерн против брутального воплощения марктвеновской истории взросления в излучине Миссисипи. Сюжет отмеченного в Каннах триллера «Укрытие» (2011), после которого режиссера заметили, разворачивается северо-восточнее — в городе Лаграндж, Огайо. Затем Николса занесло в Техас (самый Юг), где случился мистический «Специальный полуночный выпуск», Вирджинию (Юго-Восток), чья консервативность не смогла потушить межрасовую любовь в «Лавинге», а теперь и Чикаго, штат Иллинойс, — практически самое сердце Среднего Запада, ставшее колыбелью банды «Вандалов» из «Байкеров».
II. Беспечные бродяги и работяги в поисках счастья
Географический разнобой намекает: ключевая тема в фильмографии Николса — свобода. Большинство его героев бегут от обязательств: юридических, романтических и рабочих. Им хочется, чтобы у них что-то было, а им за это — ничего не было. Помимо трудовых и земельных отношений трио братьев из «Огнестрельных историй» сталкиваются с фамильным «проклятием»: не могут простить умершему отцу, что тот ушел в другую семью. Обладатели инфантилизирующих имен-кличек Сан (Майкл Шеннон), Бой (Дуглас Лигон) и Кид (Барлоу Джейкобс), то есть Son, Boy, Kid — с английского Сын, Пацан и Дитя, в итоге начинают войну с его многочисленными отпрысками, но насилие не дарует им облегчение или освобождение. Романтика американского пространства — дорожного или водного — треплет волосы подростков в «Маде» и мужичков в «Байкерах», заражая фантазиями Тома Сойера или Джонни (Марлон Брандо) из «Дикаря». Или Ричард (Джоэл Эдгертон) и Милдред (Рут Негга) в «Лавинг» ищут свободу чувств: просто хотят любить, невзирая на расистские законы Вирджинии 1958-го, где за «смешанный» брак светит обыкновенный срок. Это редкий у Джеффа Николса фильм со сравнительным хеппи-эндом: зачастую желание ни с кем и ни с чем не связываться обречено на провал или трагедию.
III. Кровь на асфальте: семья — к добру или худу?
Родственников, как известно, не выбирают, поэтому у Николса представлен довольно широкий ассортимент отношений между родителями и детьми: как между собой, так и внутри условного поколения. Грозная отцовская фигура несет отпечаток «ковбойской» упертости: главы семейств зачастую глухи к эмоциям домочадцев, да и собственным. Так, папаша-рыбак Сеньор (Рэй Маккиннон) из «Мада» готовит сына Эллиса (Шеридан) к выживанию в постиндустрианых реалиях 2011-го, хотя, как и любой человек, не может противостоять грядущим переменам: принят закон о ликвидации плавучих домов, супруга Мэри Ли (Полсон) намеревается переехать в город. Кёртис (Шеннон) из «Укрытия», доверившись апокалиптическим видениям, намерен защищать семью от всего мира. Джонни (Харди) из «Байкеров» готов стать «батей» для беспечных ездоков Чикаго, веря, что твердой рукой и грозным взглядом разрулит любую проблему (а их в 1960-70-х возникает немало: от эха вьетнамской кампании до наркотиков и нашивок с железными крестами). С другой стороны — Рой (снова Шеннон) в «Специальном полуночном», узнав о сверхспособностях сына, бросается его спасать любой ценой — от сектантов и федералов (во главе с персонажем Адама Драйвера). Николс эмпатичен и полон сочувствия к персонажам, зажатым между ожиданием и реальностью, поэтому избегает финальных нравоучений, лишь констатируя неизбежный крах мечты любого масштаба (даже американской).
IV. Мои ориентиры: Новый Голливуд
Выпускник школы искусств Северной Каролины (UNCSA) начала нулевых, Николс, конечно, формировался внутри мифа и поэтики Нового Голливуда. Небеспочвенно его стиль иногда определяют как микс Малика со Спилбергом: социальные противоречия и величественные пейзажи «Пустошей» (1973) первого дополнены, пускай истертым, гуманизмом второго. Например, в «Специальном полуночном выпуске» легко разглядеть «Инопланетянина» в бегах, где место пришельца занимает ребенок с даром под стать Супермену. Впрочем, наждачность Сэма Пекинпа и эпичность Джона Форда режиссеру тоже не чужды, что особенно заметно в «Огнестрельных историях» (есть даже оммаж знаменитому кадру из «Искателей») и «Байкерах», где история «Вандалов» оказывает экспресс-гидом сразу по двум десятилетиям. Впрочем, Джефф Николс вообще увлечен артефактами и ностальгией — тем, что когда-то было, а теперь ушло безвозвратно. «Мад» начинается с кадров хлама из дома Эллиса: вывеска «Арканзас», сувенирные револьверы, собачка с приборной панели. Сан из «Огнестрельных историй» обыскивает ящики комода, узнаваемого по обе стороны океана. Фетишизм «Байкеров», вдохновленных одноименной фоткнигой Дэнни Лайона, зашкаливает: кожанки, хром, пепельницы, стиральные машины в публичной прачечной. Всё это маркеры незаметно меняющейся реальности, по которой режиссер не то чтобы тоскует: его взгляд полон восхищения, но сюжеты подсказывают, что иллюзий о прошлом он тоже не допускает.
V. Пусть говорят: диалоги и рассказчики
Определенная старомодность сюжетов Николса продиктована не только литературно-кинематографическими увлечениями, но и средой, куда помещены характеры. Вместе с тем он усложняет повествование через субъективный взгляд персонажей, что наиболее ярко выражено в «Байкерах»: историю банды, по сути, рассказывает Кэти (Комер), для которой романтика большой дороги не столь ценна, как для неприкаянного Бенни (Батлер). Режиссер постеснялся радикально осмыслить феномен мотоциклетной свободы, чтобы не обидеть гонщиков и их потомков, однако показательно, насколько важную роль в его фильмах играет рассказ. В «Огнестрельных историях» спусковым крючком конфликта оказывается речь Сана на похоронах, а подогревает его одноглазый Шампу (Дж. Алан Уилкинс), рассказывающий братьям, что учинили их неприятели. Мад (Макконахи) — фантазер и болтун, смешивавший мифы и быль, а Кёртис — то ли пророк, то ли обыватель с наследственной шизофренией, чье видение мира приняло тотальный размах. Разговор у Николса не менее важен, чем предметы и пейзажи, потому что из него и складывается реальность, которую люди пытаются (не) менять. Наконец, какой приключенческий или житейский сюжет обходится без хлестких диалогов.
VI. Джокер: Майкл Шеннон
Наконец, нельзя не упомянуть режиссерского актера-талисмана. Шеннон начинал на театральных подмостках Чикаго, исполнял небольшие роли в «Перл-Харбор», «Плохих парнях 2» и «Ванильном небе», а по-настоящему у него поперла карта примерно в то же время, когда он начал сотрудничать с Джеффом Николсом. За год до «Огнестрельной истории», где он сыграл стойкого Сана, он почти солировал в «Глюках» Уильяма Фридкина по сценарию Трэйси Леттса, следом — уже оттенял ДиКаприо в «Дороге перемен». Дальше — больше: «Мой сын, мой сын, что ты наделал» Херцога и «Подпольная империя» Скорсезе, маньяк в «Ледяном» и инопланетный генерал Зодд в «Человеке из Стали». Как бы эффектно ни складывалась карьера артиста, он всегда находил место и роль у Николса: если не главные, как в «Укрытии» и «Специальном полуночном», так эффектные второстепенные, вроде любвеобильного дяди-ныряльщика в «Маде» или фоторепортера LIFE в «Лавинг», который осветил отношения опальной пары. Без его тлеющей одержимости, готовой выплеснуться наружу, фильмы Николса сложнее представить, чем без пейзажей и рока, собак и металлолома. Ведь Шеннон воплощает его идеального персонажа: скрученного судьбой, не вписавшегося в общество, но несгибаемого и верящего, что впереди — не только цунами.
«Мад» в кинотеатрах с 15 августа.
Свежие комментарии