Как пришла идея создать спектакль?
У Александры Тарабыкиной (продюсера постановки - прим.ред.) отец был вице-президентом Паралимпийского комитета России. Ребята просили меня создать для них материал. Я сначала уклонялся, но в один момент возникла метафора, от которой мы оттолкнулись. Постановка родилась от мироощущения времени. Мне показалось, что человек без конечностей, в запертой квартире — это состояние, в котором я себя ощущаю. Когда я впервые прочитал о феномене фантомных конечностей, меня это очень сильно заинтересовало. Суть в том, что психика обманывает людей: человеку кажется, что у него есть фантомная рука, нога, хотя это уже потерянное окончание. Я стал думать о том, что бывают и фантомные отношения между людьми, счастье или горе. Фантомного в нашей жизни, на самом деле, больше, чем конечностей.
У вас большой опыт в постановке спектаклей на основе классических произведений. Почему в этот раз вы решили рассказать современную историю?
Мне интересно размышлять и о современном человеке. Надо помнить, что и А. П. Чехов писал о своих современниках. Мне неловко полностью списывать героя с реального человека.
Спектакль построен вокруг метафоры бассейна, которая и запустила создание постановки. А как она появилась?
Сначала не было ничего, кроме текста. Потом я понял, что герой должен двигаться вперед. Видимо, стихия воды, из которой и вышел человек, подсказала место действия. Пространство показывает, что вся наша жизнь — это дорожка, по которой мы плывем в бассейне от точки А к точке Б. Специально мы не придерживались минимализма в сценографии. Моноспектакль сам по себе — это нечто мобильное, что можно привезти в чемодане.
Там, где спектакль ставился изначально, при выключенном свете мы оказывались как бы в коридоре квартиры. В воображении дорисовывались комнаты героя и его матери. Так в моей голове в определенный момент картинка собралась. Вот композитор наиграл мелодию на гитаре, мы услышали звуки бассейна, потом Виталик [Ярош] пришел в этом свитере. Тогда я сказал, что это его кожа, которую он в начале очень долго снимает.
А как появились остальные предметы в спектакле?
Один шел за другим. Важный элемент — зеркало. В спектакле герой общается с ним, и это похоже на зеркальную терапию — одну из форм лечения боли. Пациент должен смотреть в зеркало и визуализировать конечности, объяснять сознанию, что их уже не существует. В тот момент, когда мозг всё-таки начинает принимать реальность, фантомные боли и панические атаки отступают.
Также мне хотелось создать иммерсивность. Когда Виталий в первый раз просит «дайте мне кто-нибудь телефон», для меня очень важно, кто первый переступит черту. С этого момента и начнется спектакль.
Такая близость с аудиторией изначально подразумевалась?
Да, зрители должны были сидеть еще ближе, совсем рядом с дорожкой. Здесь нужен эффект, когда ты настолько близко, что чувствуешь запах пота.
При постановке спектакля вы предполагали, какие чувства будут испытывать зрители? Сходятся ли ваши ожидания с реакцией аудитории?
Реакция публики была очень неожиданной, потому что до этого я не размышлял о ней. Меньше всего я ожидал, что будет такое количество эмпатии и даже слез. Первые показы в Петербурге продемонстрировали, насколько лично люди воспринимают эту историю: у каждого есть какая-то аналогия из жизни. Я не думал, что будет так, потому что для меня это в первую очередь произведение поэтического толка, метафора, идея.
Эмпатия, вызванная спектаклем, всё равно пробуждает жизненную силу. Что помогает именно вдохновить зрителя, а не напугать его тяжестью происходящего?
Психологически нам очень сложно представить ситуацию, практически невозможно идентифицировать себя в ней. Тем не менее герой находит в себе силы, мужество, волю и веру. Он остается живым, остроумным, тонким и чувствующим, то есть настоящим. Как правильно заметила одна из зрительниц, лишаясь чего-то физически, ментально он, наоборот, обретает себя полноценного. Это и пробуждает силу. И в результате публика воодушевлена.
Какой совет вы дали бы режиссеру, который планирует работать с моноспектаклями? Как выстраивать связь с актером?
Это сложно. Я бы не рекомендовал никаким режиссерам браться за такое. В классическом драматическом театре нас всегда учили, что есть партнер, и он — твоя помощь. За него всегда можно прятаться, цепляться, начинать с ним конфликтовать. А в моноспектаклях получается, что твой партнер — это только зритель. Нужно всегда искать связующую нить с теми, кто пришел, только это поможет.
Иногда актер может испугаться публики и остаться с самим собой. Но аудитории тоже страшно. Когда находишься так близко к действию, создается напряжение. Никто не знает, что будет делать актер, что придумал режиссер, как тебя попробуют задействовать. Зачем запланированы такие перформансы: поднести телефон, покормить актера, коснуться рукой? Чтобы постепенно зритель становился соавтором этого спектакля и чтобы непредсказуемые повороты делали постановку живой.
Вы рассказывали, что зрители охотно принимают участие в сценах, где их призывают помочь герою. А какие их реакции и поступки запомнились вам больше всего?
Ой, однажды девушка подошла кормить Виталика, и она рыдала. В кашу капали её слезы, и он ел их. Зрительница так глубоко прониклась, меня это очень тронуло, я вообще такого не ожидал.
Речь героя разнообразна: он рассказывает историю, пытается докричаться до мамы. А какие неожиданные моменты есть в его репликах?
В отдельных сценах всё систематизировано, неожиданностей в монтажных стыках нет. Импровизация появляется в звонке: актер должен набрать номер любого реального человека из телефонной книжки. Разные диалоги с рандомными контактами запускают дальнейшее общение и трансформацию, поэтому собеседник не может быть вымышленным. Звонок длится до точки, пока в разговоре не произойдет какое-то событие. Вдруг мы слышим подробности из чьей-то жизни: кто-то в магазине, у кого-то приболела дочка. В сценарии эти моменты не прописаны, они появляются в моменте. Сегодня я удивился, когда узнал, что Виталик звонил давнему сослуживцу. Он интуитивно понимает, когда разговор заходит за грани регламента, и вешает трубку вовремя.
Что для вас было самым трудным в работе над спектаклем и не страшно ли было браться за такую тему?
Конечно, страшно. Эта тема и спекулятивная, и сентиментальная, и физиологичная, жесткая. Сложно не свалиться в одну из этих сторон и не начать манипулировать зрителями. Мне хотелось просто высказаться, а не заставлять их бояться и плакать. Найти этот эмоциональный баланс было трудно. Если говорить о классической литературе, то монстр Франкенштейна, Гуинплен, горбун из «Собора Парижской Богоматери» или Ричард III — это тоже люди с необычной физиологией. У нас же герой современный, поэтому к нему больше вопросов.
Почему в саундтреке использована именно песня Валерия Леонтьева «Я позабыл твое лицо»?
Эта легенда простая. Изначально мать героя включила песню, а Паша просил выключить. В соседней комнате сидит и не откликается мама, а он даже не может выключить телевизор, и мелодия продолжает играть. Вот так кинематографично это родилось. Это просто рандомная музыка, которую потенциально могла бы слушать женщина в возрасте мамы героя. На месте этой песни могла бы быть любая другая. Хоть сегодня могу поменять.
Как обществу стоит относиться к паралимпийцам или просто людям с ограниченными возможностями здоровья? «Корректно» ли испытывать к ним чувство жалости?
Нет, даже глупо. Это еще одно из доказательств, что мы нематериальны. А Хокинг? Его внутренняя жизнь наполнена так же, как и наша с вами. Он полноценен. Можно же понять, что инвалидность — это не приговор. Люди с ограниченными возможностями здоровья шутят, прикалываются, иронизируют, смеются над собой. Без этого никуда. Это великое чувство, которое дано человеку, — чувство юмора и самоиронии.
Вы объявили о том, что планируется снять фильм по мотивам спектакля, расскажете подробнее?
Да, в его основе лежит идея сделать фантом чем-то, что потом становится реальным. Это будет развернутая история с путешествиями Паши Кондратьева по разнообразным мирам — эксперимент в жанре магического реализма. Мы хотим попасть в сознание героя и визуально показать те пространства, в которых он побывал на пути к примирению с собой сегодняшним.
У нас уже есть начало, экспозиция, завязка, портал, переход в другую реальность и финал. А прямо сейчас мы сочиняем мир героя, и это самое сложное. Мы пытаемся понять, что можем себе позволить: рисованную реальность или киберпанк. По задумке, Паша должен стать супер-Пашей. В рамках моноспектакля это сделать невозможно, а нам хочется развернуть вселенную. В фильме мы узнаем, кто на него повлиял и сколько боев пришлось преодолеть ради достижения цели. Для себя мы определили, что это будет, по сути, феномен «Аватара» со второй жизнью и новыми возможностями.
Ссылки по теме
В Москве показали «Паралимпийца» Романа Габриа
Роман Габриа поставил моноспектакль «Паралимпиец»
Роман Габриа адаптировал для театральной сцены «Превращение» Франца Кафки
С Пушкиным на дружеской ноге: как кино искало образ великого поэта
"Gabria theatre". Театр свободных художников
Свежие комментарии