Лео Габриадзе и Тимур Бекмамбетов: Наивность и юмор - способ защиты от всего сложного, что нас окружает

Выходящий в российский прокат полнометражный анимационный фильм «Знаешь, мама, где я был?» по рисункам и рассказам Резо Габриадзе - проект для одних долгожданный, для других, наоборот, неожиданный, но настолько обаятельный, что не влюбиться в него невозможно. Еще не будучи представленным широкому зрителю, картина завоевала сердца профессиональных аниматоров на Суздальском фестивале (приз за лучший полнометражный фильм), а теперь неспешно готовится к прокату не только в России, но и в других странах.

Новости СМИ2

Кинокритик Мария Терещенко поговорила с режиссером Леваном Габриадзе (Л.Г.) и продюсером Тимуром Бекмамбетовым (Т.Б.) о создании фильма, семейных байках и о том, что надо любить то, что ты делаешь. Тимур, скажите, пожалуйста, что значит имя Резо Габриадзе лично для вас? Почему вам захотелось сделать фильм о нем? Т. Б.: Значит, как минимум, то же, что для миллионов граждан русскоязычного мира, которые выросли на фильмах и историях, рассказанных Резо и пересказанных разными режиссерами. Но, кроме того, так уж получилось, что последние 20 лет я жил бок о бок с семьей Габриадзе, потому что Лео – мой партнер, мы вместе создавали компанию «Базелевс», а Резо был всегда нашей честью и совестью, участником наших безумных планов и разговоров. То есть вы советовались, обсуждали все? Т. Б.: Нет, мы просто жили вместе. Резо никогда не брал на себя, ни в коем случае, функцию советчика. Тем более какого-то авторитетного человека, который принимает решения, но он всегда вдохновлял. У него вообще удивительная способность – вдохновлять других людей. И фильмами, и застольными разговорами. И как же возникла идея снять такой фильм? Т.Б.: Начиналось все с желания, чтобы люди услышали истории Резо, потому что он очень интересный рассказчик. И мы начали записывать его рассказы. Потом стало понятно, что когда он рассказывает, он в то же время рисует иллюстрации к своим рассказам. При этом рисунки его не статичны, в них есть динамика, движение. То есть это уже кино. И мы решили, что нужно анимировать эти наивные картинки и использовать их как анимированные иллюстрации. А потом стало понятно, что его истории связаны с одной темой – с его детством, что везде присутствует один и тот же герой, и мы решили их соединить. Начали соединять – пошла сценарная работа. И, в конце концов, сложился фильм. Наверное, в нем есть характерные для такого процесса недостатки, но он вырос органично, как растет растение - без химикатов, одним словом. Лео, я правильно рассказываю? Л.Г.: Не совсем. Мы полгода снимали, как Резо ставит спектакль. И по ходу записали детские истории, которые он рассказывал. А дальше мы действовали по тому же принципу, по которому Резо работает в театре: главное, историю сочинить, а потом надо максимально простым способом ее рассказать. Шляпу надеть на палочку – и вот человечек. И здесь был такой же подход: попытка рассказы у костра превратить в фильм, способный удержать внимание современного зрителя. В литературе все жанры можно напечатать, кроме устного рассказа. А устный рассказ – это своеобразный литературный перформанс. В нем есть импровизационные моменты, многое зависит от слушателей, их реакции. И все это можно сохранить только с помощью кино. Так что сделанное нами - это литература. Смесь устного рассказа и анимации. Лео, а я где-то прочитала, что впервые идея сделать фильм по рассказам отца появилась у вас 25 лет назад. Так ли это? Л.Г.: Да, я тогда в Америке жил, отец приехал ко мне на месяц. День походили, другой посмотрели, потом он сказал: «Мне это скучно, давай что-нибудь напишем». И я предложил записать те истории, которые он мне рассказывал в детстве. Он записал, мы сняли что-то тогда на видео, он нарисовал несколько героев… Потом это все забылось, я переехал в Россию, начал делать фильмы. Но эти истории они у меня всегда на харде лежали. Долгая получилась у фильма предыстория. А когда же эта идея окончательно оформилась? Был ли такой момент, когда вы поняли, что вот, все, мы не просто занимаемся свободным творчеством, а делаем фильм, который потом выйдет в прокат? Л.Г.: Это когда дедлайн появился. Это решение принял Тимур. Мы смонтировали рассказ в черновом виде, без анимации. И показали. Понравилось – запустили. Потом уже Резо нарисовал все. Но все равно весь процесс происходил в очень домашних условиях, производство располагалось всего в одной комнате. Несколько человек. Анимацию делали Елизавета Астрецова и Светлана Матросова. Когда чего-то не хватало, звонили Резо и просили: «Нарисуй нам буржуйку», - он рисовал, сканировал, отправлял, и работа продолжалась. Это было одно из самых приятных кинопроизводств, в которых я принимал участие. Проект такого рода может оказаться непрост в дистрибуции. Тимур, почему вы рискнули затеяться с такой историей? Т.Б.: Я вообще всегда рискую. Ни один из проектов, которые мы делали, нельзя подозревать в прагматичности подхода. Если вспомнить «Ночной дозор»… До того, как фильм вышел, трудно было представить, что он вообще кому-то нужен. Или те же «Елки», которые сейчас стали новогодней традицией… Когда все это начиналось, меня все убеждали, что зрители не любят смотреть альманахи, и что это плохая затея. Поэтому, выбирая проект, я всегда руководствуюсь своими ощущениями и тем, что мне хочется делать. А насколько это будет востребовано, это зависит от наших усилий и от случая, который либо помогает, либо мешает. Я не знаю, сколько миллионов человек посмотрит этот фильм… Точнее, я уверен, что его посмотрит много людей, но пока не уверен, каким именно образом это произойдет. В Америке, когда речь идет о фильме с новым языком, он сначала выходит на ограниченном количестве экранов, и после того, как виден успех, вкладываются средства в рекламу. У нас из-за пиратства и из-за многих других обстоятельств такой формы проката нет, и это очень плохо. Сейчас на Резо мы попробуем именно так построить прокат: начнем с небольшого количества кинотеатров, которые будут гостеприимны к фильму, потому что их сотрудники любят Резо. А так как фильм – хорошее семейное кино, мы рассчитываем, что он будет расти – и посмотрим, насколько вырастет. У вас есть какие-то прогнозы, как к фильму отнесется более молодое поколение, и насколько он может быть интересен людям, выросшим уже в постсоветское время. Т.Б.: Мне кажется, что молодое поколение узнает о нем от родителей или от бабушек-дедушек. Бабушки и дедушки, конечно, хотят поделиться с внуками частью своего жизненного опыта, но не так уж много могут им предложить. А «Знаешь, мама, где я был?» как раз подобную функцию выполняет. И мне кажется, что он зайдет в более молодую аудиторию именно через старшее поколение. А дальше он, конечно, может быть интересен для любого зрителя, в том числе и для тех, кто не понимает, почему там Сталин спорит с Ленином, например. Существует такое представление, такой миф, что успех можно просчитать. Судя по вашим словам, вы не занимаетесь просчитыванием успеха. Т.Б.: Да, такое представление существует, но я сомневаюсь. Процесс создания фильма занимает год-два. За это время все настолько меняется, что просчитанное оказывается уже никому не нужным. Поэтому либо ты должен понимать, куда все движется, и быть футурологом. Либо просто делать то, что хочется, и надеяться, что кто-то это полюбит. Короче, я не верю в то, что можно просчитать успех фильма. Конечно, существует технологический бизнес, когда ты знаешь, куда все идет, успеваешь делать быстро и дешево, и зарабатываешь этим деньги. Но большие, интересные события невозможно создать рациональным способом. Потому что если ты начал что-то просчитывать, значит, ты включил ту часть мозга, которая отвечает за рациональность, а творчеством заниматься перестал. И это не сработает. Я даже сейчас не про режиссуру говорю, а про продюсирование. Ведь продюсирование – это тоже творческий процесс. Ты должен любить то, что ты делаешь. Должен постоянно что-то для себя в процессе открывать: если ты все знаешь, то уже точно ничего не получится. Должен удивляться. Процесс создания фильма, он же длинный. Чтобы вынести эти полтора-два года работы, нужно себя чем-то развлекать, удивляться. Во всяком случае, для меня это так. В этом фильме очень важна тема семьи. Это кино про семью, для семьи и создавалось оно почти как хоум-видео. Хоум-видео в стиле великих… Л.Г.: Да, здесь все про семью. Но семья – это не просто люди, которые живут в одной квартире. Это история, это мифология, которая их объединяет. И для меня рассказы отца, которые я с детства слышал, были именно тем, через что я начинал чувствовать себя причастным к нашему роду, к людям, которых я не застал. И мне хотелось, чтобы мои дети, внуки и правнуки, тоже ощутили себя причастными. Последние 10 лет стали популярны реальные истории, вырос интерес к документалистике, к нон-фикшну. Как вы думаете, с чем это связано? И как это будет развиваться? Т.Б.: В современном атомизированном мире тенденции можно найти какие угодно. Из-за того, что коммуникации стали гораздо интенсивнее, идеи стали рождаться и умирать очень быстро. То, о чем вы говорите… да, это правда. Но одновременно появилось много чего другого, и я не думаю, что именно эта тенденция определяет наше время. Возможно, для других видов искусства это и не так, но в анимации тенденция, связанная с документалистикой, с реальными историями, очень заметна. Грубо говоря, за весь ХХ век мультфильмов, связанных с реальными историями, было сделано меньше, чем сейчас делается за год. Т.Б.: Я могу предположить, что это связано с хорошим контрастом. Для выразительности нужен контраст. Контраст между мультфильмом и реальной жизнью впечатляет. Потому что форма такая вроде бы безответственная, а рассказ может вестись об очень серьезных вещах. Это видно и по фильму «Знаешь, мама, где я был?». Темы, которые в нем звучат, они предельно серьезные. Если задуматься, это грустное и даже трагическое кино. О смыслах жизни. О геополитике. Германия, Россия. Но выбранная форма наивного мультфильма защищает психику, и ты можешь все это осознать, осмыслить, пережить без депрессии. И это же, кстати, отличает фильмы самого Резо. В них тоже говорится о серьезных вещах, но тоже с наивностью и юмором. И эти наивность и юмор - становятся способом защиты от всего того сложного и серьезного, что нас окружает. Именно из-за этого его фильмы были так популярны, они позволяли поднимать серьезные темы, но не вводя зрителей в депрессию. Какой ваш самый любимый момент в фильме? Т.Б.: «Любимый» - слово такое, неправильное. Я думаю, что самые сильные – это истории про… Л.Г.: Немца. Т.Б.: Да, про немца тоже, а еще про письмо, которое в могиле лежит глубоко под землей. Это очень красивая притча. Наверняка многое из записанных историй Резо не вошли в фильм. Расскажите, пожалуйста, что-нибудь. Л.Г.: Не вошло, например, как Менделеев сердился. Дело было так. Резо ошибся в формуле и случайно написал формулу динамита. А сзади висел портрет Менделеева. И Менделеев, увидев, что герой формулу неправильную написал и может взорвать полгорода, вылез из рамы и полез в драку с ним. А на портретах, как вы знаете, рисуют одежду только там, где видно, а остальные части тела – голые. Вот такая получилась драка. Вообще, много что не вошло. Мы записали всю жизнь, а для фильма взяли только детскую часть. Так что остались материалы про 60-е, 70-е, 80-е. Какие-то есть планы, как этот материал использовать? Л.Г.: Пока нет. Пока лежит на полке – посмотрим, как жизнь пойдет. «Знаешь, мама, где я был?» в прокате с 26 апреля.