«Тут не трогают, месье, только смотрят», — предупреждают мужчину, пришедшего на автошоу, где полуобнаженные девушки страстно танцуют на капотах винтажных «Кадиллаков», разрисованных фальшивым пламенем. У одной из танцовщиц — неоновые чулки в здоровенную сетку и шрам над правым ухом, похожий то ли на улитку, то ли на лабиринт мозга.
«Никто тебя не тронет, даже я», — сообщает внезапно вернувшемуся из небытия сыну пожилой пожарный Винсент (Венсан Линдон). Юноша со сломанным носом и перекошенным лицом, в худи «Никогда не сдавайся» (Never give up) под черной кофтой с капюшоном молча пойдет в свою комнату.
Оба героя — один человек: девушка Алексия, юноша Адриан (дебют модели Агаты Руссель). Шрам за ухом — напоминание о том, что в детстве она попала с (настоящим) отцом в автокатастрофу, и врачи вживили ей в голову титановую пластину. Сломанный нос и свежие синяки — попытка к бегству из собственного тела после группового убийства: у Алексии много поклонников, а все, что ей нужно — это убивать (по телевизору вскоре начнут искать серийного убийцу). Или немного объятий — в мире, где культура изнасилования уживается с нулевой тактильностью, практически полным отказом от прикосновений вне долга службы, семьи или секса.
Кем будет такой ребенок? Возможно, киборгом по Донне Харауэй: гражданином постгендерного общества, которому плевать, мужчина ты, женщина — или небинар, а может, даже бог (из машины). Киборгом, которому не понять, почему трансформация — это болезненно: корежишь ли ты себе лицо, чтобы синхронизировать внутренний мачизм с внешним, или обкалываешь ягодицы тестостероном, мечтая подтягиваться как в юности. Киборгом, для которого лобовое стекло, зеркало и стена не будут препятствием, пунктами переписи границ между людьми. Потому что материал и стихия — титан, кожа, дерево, хром, пламя, душевая вода — тоже будут уравнены и признаны трогательными, тактильными, извергающими и сохраняющими чувство.
Так и Дюкорно неважно, витает ли в кадре дух Кроненберга, Рефна, Клер Дени или Йоргоса Лантимоса. Они тут не как референсы, но материал: еще одно отличие от «Сырого», стремившегося вывернуться мясом наружу, в том, что «Титан» — кино, сконструированное наподобие автомобиля, в который перед покупкой будущая владелица может выбрать обивку или древесные вставки. И вот, кроненбергоподобный абсцесс боди-хоррора запросто соседствует с лантимосовским принципом «создаем абсурд, внеся одно существенное изменение в реальность».
Прощай, речь: портрет и метод Йоргоса Лантимоса
Десять пуль в лицо французской демократии: «Хорошая работа» и другие этапные фильмы из Франции 90-х
Родители в «Клыке» (2009), о котором напоминает сцена автотравматизма перед зеркалом, искажали представление детей о мире, обещая за порогом конец света и называя вещи не своими именами (например, «одуванчик» становился «зомби»), а в «Альпах» (2011) фигурировала контора, чьи сотрудники исполняли роли покойных для горюющих — как Алексия становится для Винсента Адрианом (хотя он знает, что сын мертв), а он для нее — отцом, с которым не страшен комплекс Электры.
Чувственный танец Адриана перед растерянными пожарными, только что гомоэротично слэмившимися, мог бы без швов дополнить «Хорошую работу» (1999) Клер Дени, исследовавшую все оттенки маскулинности в кризисе выражения чувств. Из армейски строгих и столь же критичных к общественным институтам фильмов Дени как будто сюда и угодил Венсан Линдон. Когда он раскрасневшись изучает себя в триптихе трюмо, то похож на титана, когда-то подпиравшего Землю, а его морщинистое лицо не дает сомневаться: раз он говорит бригаде, что он для них Бог, а Адриан — Иисус, значит, так и есть.
Фильм-ЛСД: подкаст о сай-фае «Побудь в моей шкуре»
Отвал башки: «Грязный Рай» — причудливая жемчужина 2021 года
Единственный вопрос, который мучает Алексию-Адриана — что есть он(а). Искажено ли ее восприятие отцовским отчуждением, посттравматическим расстройством, врожденным психозом, авторской прихотью или повышенным процентом металла в организме, — но каждый раз глядя на себя в зеркало, он(а) удивленно замирает. Как героиня Скарлетт Йоханссон в «Побудь в моей шкуре» (2013) — инопланетянка, облачившаяся в человеческую кожу с преступным умыслом. К слову, идеальную пару к «Титану» составляет «Грязный Рай» другого француза — экспериментатора Бертрана Мандико, снявшего тоже постгендерную (анти)утопию на другой планете, где стали мутировать женские кинематографические образы, ставя под сомнение вообще оболочку «женского». Жюлия Дюкорно продолжает эту внеземную линию: так ли уж много наше тело говорит о нас?
Если кто-то знает ответ, пусть скажет сейчас — или замолчит навечно.
«Титан» в прокате с 30 сентября.
Ссылки по теме
«Золотую пальмовую ветвь» получил хоррор «Титан» француженки Джулии Дюкорно
Свежие комментарии