Стать продюсером – это естественное желание для любого актера?
Это очень сложный вопрос. Когда ты актер – ты просто часть чего-то большего. У тебя огромное количество ограничений, ты скован чужим текстом, ты делаешь то, что говорит режиссер, и, конечно, это иногда тяготит. Но с другой стороны, продюсирование – это слишком большая ответственность. Когда ты собираешь команду, увлекаешь людей за собой, то за результат ты отвечаешь, прежде всего, перед ними. Это они потратили тысячи часов своей жизни на твой проект, это они вложили душу, кровь и пот в твой фильм. Поэтому я сейчас нахожусь на некотором распутье, и больше всего мне хочется, чтобы то, что у нас в итоге получилось, оправдало вложенные усилия.
Как появилась эта история?
Ее принес мой друг и партнер Беник Аракелян. Мы давно хотели поработать вместе, а тут он пришел, рассказал за один вечер, и стало понятно, что нужно делать кино. Потом мы нашли чудесную Дашу Шумакову, которая собрала эти наши беседы и написала крепкий сценарий, где все очень красиво, и природа, и люди, и характеры. По поводу режиссера у нас даже не было никаких обсуждений, Даша очень тонко прочувствовала, придумала, и мы рады, что сняла именно она. Мы как-то с самого начала поверили друг в друга, и все, что произошло с картиной, сделано на этой беззаветной вере.
При этом для режиссера «Я вернусь» – это полнометражный дебют?
Даша до этого очень много работала в кино, и знает всю эту кухню от и до, так что тут мы вообще не переживали. Ко всему, она фотограф, причем очень хороший. У нее отличное видение композиции, кадра, драматургии, она правильно чувствует цвет, и то цветовое решение, которое она придумала, мне очень близко. Вот у Кантемира Балагова в «Дылде» все построено вокруг охры, рыжего, и как он сам говорит, это «ржавчина жизни», так и Даша смогла цветом передать внутреннее состояние героев.
Насколько глубоко вы сами участвовали в создании картины?
Мне очень не хотелось быть приглашенной звездой, свадебным генералом, поэтому мы с Беником старались не отпускать проект ни на одном этапе: сценарий, подготовка, съемки, монтаж, постпродакшн. О глубине сказать сложно, но мы находились в постоянном диалоге с режиссером, слышали, слушали друг друга, а это уже само по себе довольно непросто. Мне пока трудно представить, как бы это было, будь на месте Беника и Даши какие-то другие люди, но мне кажется, что мы отдали этому проекту все, что могли. Может быть, мне где-то не хватило опыта, ума, таланта, продюсерской наглости, но все, что я делал, я старался делать максимально честно.
У фильма довольно насыщенная фестивальная судьба…
Так вышло, что работа с фестивалям была на мне. И это целый мир, есть классные, авторитетные смотры, на которые хочется попасть, а есть жулики, которые арендуют конференц-зал в какой-нибудь гостинице, собирают с участников по сто долларов, выдают бейджики, а потом печатают на принтере дипломы. Я провел много часов, пытаясь в этом разобраться, и рад, что мне удалось найти свои ориентиры, наладить контакт с некоторыми отборщиками и в итоге показать фильм.
Премьера у нас была в прошлом году на фестивале «Амурская осень» в Благовещенске, потом был «Дух Огня» в Ханты-Мансийске, «Золотой абрикос» в Ереване… Еще был Лондон, Нью-Йорк. Везде очень тепло принимали. После американской премьеры был самый приятный выхлоп – на показе подошли несколько человек, предложили помочь с продажей прав на территории Северной Америки, для нас это очень важно. Понятно, что на какой-то грандиозный прокат рассчитывать нельзя, но там есть довольно мощное армянское комьюнити, и мы были бы очень рады, если у людей появится возможность наш фильм там посмотреть.
Армянская диаспора есть почти в любой большой стране.
Мы представляли проект в Таллине, потом во Франции, и везде люди готовы подключаться, работать с нами, кто-то как агент, кто-то как площадка, кто-то информационно. Это очень здорово, если такие вещи происходят – значит фильм живет.
При этом в России прокатом вы занимаетесь самостоятельно, что называется «самокатом»?
В России сложная ситуация с прокатом, есть мощные компании, которые хорошо катают мейджорский продукт, и он занимает почти все сеансы. При таком раскладе независимому кино пробиться очень сложно, и мы решили попробовать это сделать самостоятельно. Наняли букера, договорились с несколькими площадками, и в итоге нас можно будет увидеть в Москве, Питере, Сочи, всего более двух десятков городов. Кинотеатральным сетям почти невозможно объяснить потенциал маленькой картины, нацеленной на конкретную аудиторию, поэтому везде приходится пробиваться самим, и я на своей шкуре все это прочувствовал и понимаю все риски.
В фильме есть интересный музыкальный диалог армянской национальной музыки и гангста-рэпа из кассетного магнитофона.
Это даже не диалог, а самый настоящий конфликт. Мы хотели его показать и на музыкальном уровне. Этот рэп – проявление пацанского максимализма, жажды бунта, протест ради протеста и своего рода дань моде. При этом мода приходит и уходит, а традиции – вечные.
«Я вернусь» снимался в настоящей армянской деревне, и все жители приняли участие в съемках, как вам удалось их уговорить?
Это родные места Беника, он просто вышел и начал назначать: кто и что должен делать. Они были готовы, знали, что будет происходить, и очень нас ждали. За кормежку каждая семья отвечала по очереди. За жилье практически ничего не заплатили, потому что все к себе принимали. Все рвались помочь. На нас вышел очень мощный армянский фонд, образованный после первой волны эмиграции, которым занимаются из поколения в поколение уже почти столетие, и позвал на свой фестиваль. Нас номинировали в трех номинациях: лучший сценарий, лучший фильм и лучшая режиссура. И теперь фильм про село Мовсес, где дядя Артур делает прекрасное вино, покажут в Голливуде, в историческом кинотеатре, людям в смокингах, и они будут сидеть и смотреть. Это же космос, для них и для нас.
В каких проектах вас можно будет увидеть в ближайшее время в актерской испостаси?
На «Амурской осени» состоялась премьера фильма «Илиана» режиссера Владимира Койфмана. То, что он мне предложил – это роль-мечта. Герой и я – люди из разных вселенных, а сценарий просто взорвал мне мозг. Это психологический триллер, который даже читать было страшно. Главная героиня, которую играет красивейшая актриса с индейскими корнями Ина Баррон - и мой герой безумно влюблен в нее и готов на все. За фильм я сменил пять разных образов, и для меня это была какая-то феерия, фейерверк. Очень надеюсь, что скоро фильм можно будет увидеть не только на фестивалях.
Еще есть проект, восьмисерийный мюзикл, который мы сняли в Крыму. Это еще одна моя мечта, в душе – я актер мюзикла. Мне дали оторваться по полной, доверили самому спеть. Это фантастика, мне кажется, что мюзикл и опера — это самая высокая точка выражения для актера. Был бы счастлив, если бы меня позвали работать в мюзикл. Пою и танцую я не очень хорошо, но обещаю, что буду делать это со всей душой!
Очень жаль, что не мне удалось поработать с Алексеем Германом и Алексеем Балабановым. Я очень люблю их фильмы «Хрусталев, Машину!», «Груз 200», они очень глубокие, в них содержатся такие идеи, которые даже словами нельзя выразить… Вот к такому кино я хотел бы быть поближе…
В прошлом году состоялся ваш дебют в Голливуде. Как вы попали в проект «Красный воробей» с Дженнифер Лоуренс?
Это довольно долгая история. Мы с моим однокурсником Егором Корешковым играли в спектакле-водевиле по мотивам Чехова «Chekhov's night», на который пришел скаут по имени Джерри Маккарти. Он атташе в посольстве Ирландии, живет в России уже лет 20. У него есть хороший друг - Ричард Кук, это британский агент, у которого большое агентство «Lisa Richards». А у него есть свой фестиваль «Subtitle», где участвуют только фильмы с субтитрами со всего мира. Первыми из России, это было после «Духless», приезжали Маша Андреева, Колокольников и Козловский. Кук созывает на этот фестиваль всех кастинг-директоров Европы, и у каждого актёра, приезжающего на этот фестиваль, в день по восемь встреч, один на один с каждым кастинг-директором. Ты отдаешь свой шоурил и анкету на флешке. Потом, если всё будет нормально, начинается сотрудничество. И этот Джерри Маккарти, который пришел на спектакль, чтобы отсмотреть Егора, решил прихватить туда и меня. Я приехал, провёл несколько дней на этом фестивале (к слову, просто прекрасный), вернулся в Москву, и через пару месяцев бах - мне присылают сценарий, почитай, посмотри, запиши селф-тейп, я записал, отправил. Началась работа, как-то завертелось, пробы, переписки, общение по скайпу, и в итоге еще через 6 месяцев мне прислали другой текст, и я оказался на съемочной площадке «Красного воробья».
И что чувствуешь, когда стоишь там?
Для тебя открывается истина, ты начинаешь понимать, как они это делают, и почему у них все получается. Одну сцену могут снимать неделю, почти сотню разных кадров, и все четко, у каждого в руках бумажка, где написано, что нужно делать. И вроде бы никакого волшебства, никто ничего из себя не выжимает, без надрыва, но потом на монтаже складывается. Они снимают столько материала, что из него можно будет собрать что угодно – комедию, драму, ужастик, боевик. Это дает громадный арсенал возможностей, режиссер может потом подогнать под любой ритм.
Я разговаривал с продюсером: «У вас техники и народу в два раза больше, времени – в три, а денег – раз в пять». Он отвечает: «Да, старик, в принципе ты прав, но имей ввиду, что даже 80% выходящего материала с такими условиями работы – полное дерьмо». То есть проблемы одни и те же на самом деле, просто там снимается 2000 фильмов в год и, может, из них 100 – хороших. У нас снимается 200, а дальше сам считай. Но все-таки я за то, что кино должно быть больше, чем просто статистика.
«Я вернусь» в прокате с 24 октября.
Свежие комментарии