Кино

«Счастливый Лазарь»: Лица деревни

«Счастливый Лазарь» — третий фильм Аличе Рорвахер, оказавшийся наполненным искрящейся фантазией и чувством ностальгии по итальянскому кинематографу последней четверти прошлого века и выигравший приз за лучший сценарий в Каннах

Подобно герою фильма Лаззаро, после падения с обрыва очнувшегося через 20-25 лет, Рорвахер с такой же непринужденностью совершает прыжок во времени и перемещается в прошлое.

Новости СМИ2

Она создает фильм так, будто живет в каком-нибудь доцифровом 1983-м году, когда Эрманно Ольми по требованию продюсеров сократил почти в два раза евангельскую фантазию о путешествии крестьян к новорожденному Христу «Дорога, дорога», а братья Тавиани только подыскивали натуру в Сицилии, подходящую для иллюстрации рассказов Пиранделло, через год представив в Венеции трехчасовую фреску «Хаос».

В деревушке Инвиолата (с итальянского — «ненарушенный», «неприкосновенный»), затерявшейся в феодальных веках среди лесов и гор на севере Лацио, обитает крестьянская община, состоящая из полусотни жителей. Крестьяне от зари до заката гнут спину на местную «табачную» маркизу со зловещим именем Альфонсина де Луна (Николетта Браски). Среди дремучих богобоязненных крестьян, никогда не покидавших здешних мест и испытывающих священный трепет перед воем тотемического волка, выделяется паренек Лаззаро (звонкое «дз» с ударением на певучее оперное «о») — мальчик не от мира сего, объект насмешек ленивых местных жителей, злоупотребляющих покорностью молчаливого и безропотного помощника (Адриано Тардиоло). Лаззаро знакомится с Танкреди (Лука Чиковани), надменным сыном табачной госпожи, хулиганистым блондином, мечтающим ограбить на миллиард гнусную мамашу. Танкреди слушает плеер с кассетами и пользуется примитивным карманным телефоном, что говорит о событиях не более чем четверть вековой давности, несмотря на то, что подчеркнуто документальное описание средневекового быта общины характерно, скорее, для декораций эпоса Бертоллуччи «1900».

Через час экранного времени в заповедных местах появляются карабинеры: разоблачается «скандал века», крестьян, вызволенных из рабства, силой вывозят в большой мир, бросая их на произвол судьбы. Фильм перемещается с подножья Аппенин на городские окраины Ломбардии и Пьемонта, куда движется очнувшийся от многолетнего забытья вечно молодой Лаззаро. В поисках семьи и друга Танкреди он открывает новый мир и встречает постаревших односельчан. Документальный ригоризм фильма делает жанровый скачок, и вторая его половина разливается радугой магического реализма. Божественная самоотверженность Лаззаро Феличе, поддерживающего волшебную связь с волком, отсылает к подвигу Франциска Ассизского, укротившего свирепое животное, избавив от страха окрестности Агуббио. Когда бедолаги-крестьяне, так и не обретшие свое место на карте действительности, превратившиеся в городских бомжей-воришек, оказались не допущенными в храм суровыми монахинями, святая невинность Лаззаро увлекает за обездоленными беженцами волшебную музыку из храма, делая церковным орган немым. Бесподобный почти катарсический эпизод: воображение обретает материальную силу.

Фильм Рорвахер поражает одновременно своей простотой и сложностью, целомудренностью и бунтарством. Фильм деликатно выражает метафору кризиса всей общественной системы – в которой нет разницы между бытом крестьян, будто сошедших из фильма Висконти «Земля дрожит» (1948), и беспросветным городским прозябанием новых нищих. Искрометное образное сравнение двух кадров из разных частей фильма. В одном кадре на крупном плане — вольфрамовая лампочка, в другом — светодиодная. Технический скачок, еще более подчеркивающий горечь времени, в котором живется плохо многим и многим — от простых людей до вчерашних аристократов, разоренных банками и оставленных без надежды на будущее.

Сказочная притча Рорвахер лишена «синдрома усталости» современного кино, продолжая традицию неореализма с элементами народного классицизма и итальянского баснословия о жизнеописании святых. Подобно талантливым соотечественникам, снимающим спокойные солнечные фильмы о смысле жизни в ее бессмысленности (Микеланджело Фраммартино, Тицца Кови и Райнер Фриммель), Рорвахер исповедует предельную близость к героям, сочетает документальную естественность и фантазию, умеет возвысить реалистическую драму в поэтическую аллегорию. Она снимает реальных людей и дебютантов, обладающих гением значительного присутствия на экране, даже не произнося ни слова, добиваясь тем самым неподдельного художественного впечатления. Лучшие и самые нужные фильмы — те, которые дают зрителю ожидание чуда. Недостаток надежды компенсируется искусством, рассказанным языком экзистенции. Почувствовав сопричастность вечности искусства, грусть отступает.