Все в этом мире начинается с тьмы: от сотворения богами/богом вселенной или большого взрыва до чуда киносеанса и сериальной заставки. Тьма, вспышка, лого Netflix, снова тьма, первая сцена.
От немецкого андердога – то есть шоу, от которого ничего особо не ждали, – до чуть ли не главного европейского хита стримингового сервиса путь тоже пролегал через тьму. Чтобы ее осветить, в ход шли маркетинговые уловки: по первости о «Тьме» не писали почти никак иначе, как о немецких «Очень странных делах» или «Твин Пиксе». Действительно, поначалу 1980-е как будто играют в шоу важную роль. Действительно, каждый загадочный сериал, события которого происходят в одной не слишком счастливой деревне, не может избежать поверхностного сравнения с сериалом Дэвида Линча.
В городке Винден (реальная коммуна на тысячу с небольшим человек на юго-западе Германии) творится странное. Нон-стоп идет дождь, мигают осветительные приборы, а вскоре при загадочных обстоятельствах пропадает школьник Миккель Ниельсен (Даан Леннард Либренц), младший из трех детей в семье. В конце первой серии окажется, что его из 2019-го перенесло по тоннелю – в пещере и времени – в 1986 год. Туда, где еще мама с папой только старшеклассники.
Судьба Миккеля незавидна: он останется в прошлом, сменит имя и окажется отцом Йонаса Канвальда (Луис Хофманн) – приятеля старшего брата, который влюблен в его сестру Марту (Лиза Викари) и отмечен желтым дождевиком лидера, то есть ведущего персонажа. Этим финтом на стыке античной трагедии и сай-фая его вынесет на обочину сюжета; строго говоря, с самоубийства Михаэля Канвальда, отца Йонаса, все и начинается.
Десять серий первого сезона «Тьма» Барана бо Одара и его супруги Янтье Фризе прикидывается скандинавским нуаром с путешествиями во времени и притаившимся в углу ангстом. Дети в Виндене пропадали и раньше: в родительском отчаянии полицейского Ульриха Ниельсена (Оливер Мазуччи) слышится и детективный троп, и мифологический штамп. 33 года назад при таких же загадочных обстоятельствах пропал его брат Мадс. Незадолго до Миккеля — еще один подросток. Серийный убийца тут тоже созвучен мистическим силам: чудищам и колдунам, строго по календарю собирающим жуткий оброк.
Однако пока Йонас и некоторые другие персонажи путешествуют из 2019 года в 1986-й и даже 1953-й (главное – ровно на 33 года вперед/назад), детективная линия начинает хиреть, а сюжет переходит в параноидальную стадию. Крохотный Винден примечателен не только дождями и пропадающими детьми, но и АЭС, построенной как раз в 1953-м. Пещера, в которой пропадает Миккель, находится рядом со станцией, и один из тоннелей ведет на ее территорию. Эхо Чернобыля и других катастроф заставляет видеть в двух исполинских трубах натурально силуэт чудовища. Появление загадочного Адама, лидера секты путешественников во времени Sic mundus creatus est («Так был сотворен мир»), заставляет небезосновательно видеть в нем источник местных бед. Взрослый Йонас — похожий на постапокалиптическую версию Иисуса — сообщает юному себе, что ничего хорошего от Адама ждать не стоит.
Во втором сезоне временных точек становится еще больше: и пыльный 2052-й, в котором обитают выжившие после апокалипсиса 27 июня 2020 года (именно в этот день вышел третий сезон), и 1888-й, в котором застрявшие персонажи пытаются изобрести протоверсию машины времени. Йонас изо всех сил пытается отсрочить апокалипсис, но с тем же успехом герой может сопротивляться написанному сценарию. Он обречен на провал не только потому, что конец света и череда повторяющихся временных петель предначертаны, но и потому, что не видит картину целиком.
Рассмотреть ее возможно только в третьем сезоне: когда в шахматной партии Одара и Фризе все-таки появляются параллельные миры. На каждого Адама находится Ева: в своем мире она пытается предотвратить апокалипсис, который может миновать лишь одно из измерений. По иронии, Адам — это отчаявшийся Йонас, переживший смерть Марты (с которой он не мог быть счастлив из-за инцестуального характера их отношений), а Ева, соответственно, Марта из второго мира, которая носит приснопамятный желтый дождевик и ни о каком Йонасе никогда не слышала, потому что в этой вселенной Миккель не попадал в 1986-й.
Сериал принято хвалить за скрупулезность и даже филигранность проработки истории, где в разных эпохах встречаются десятки персонажей, часто – одни и те же герои в разном возрасте и с разным объемом информации о творящемся в Виндене. В одной из сцен в кадре скапливается четыре Марты, а одна из героинь оказывается собственной бабушкой. (Рисовать схемы, кто кому кто – любимое занятие поклонников «Тьмы».) Шутка ли: удержать в голове столько временных пластов, героев и героинь, а также параллельный мир и возможность раздвоения событий, когда, например, Марта из мира Евы забирает Йонаса с собой – или когда ей не удается этого сделать, и он идет своей дорогой.
Строго говоря, феномен «Тьмы» частично и базируется на этом уважении к инженерной упертости, которая признана своего рода противовесом усиливающейся поверхностности массовой культуры. Однако крайне занимательно, как 26 серий свидетели «Тьмы» (кажется, сериалу не хватает критики, потому что все скептики его стремительно бросили) наблюдают за голым механизмом, который свою наготу и механистичность без конца подчеркивает.
Сериал действительно некорректно сравнивать с «Очень странными делами», потому что Фризе и Одара не интересуют 80-е, да и другие десятилетия тоже: различия между временами здесь настолько косметические, что играющая на репите Irgendwie, Irgendwo, Irgendwann (1984) поп-певицы Nena вполне сходит за примету времени. «Когда-то, когда-то, когда-то», – бодро раздается на немецком из радиоприемника или будильника при каждом удобном случае. Здесь нет исторической перспективы, а есть временные узлы, которые символически помещены в год чернобыльской катастрофы и смерти Сталина, а дальше – как придется. Учитывая шаг в 33 года – возраст Христа, – это красивое совпадение, будто подтверждающее торжество детерминизма, то есть предначертанности, закономерности всего.
Читайте также: рецензия на третий сезон «Очень странных дел»
Слушайте также: подкаст про третий сезон «Очень странных дел»
По той же причине его некорректно сравнивать с «Твин Пиксом», где Дэвид Линч вел работу с (под)сознанием зрителя, используя мякиш американского телевидения и конспирологии. Его персонажи были жанровыми клише, помещенными в мир снов и самых завиральных теорий об ужасах американской глубинки и политики. Персонажи «Тьмы» – фигурки в большой игре, где им положено двигаться и оказываться в ловушках судьбы. Это люди без свойств, определяемые только семейными отношениями и профессией: ключевые, как выяснится в финале, персонажи, умышленно не наделены даже личностным каркасом, оставаясь 26 серий либо подозрительным одноглазым полицейским, либо матерью Йонаса, которую вновь и вновь затягивает в несчастные отношения.
Читайте также: как менялся «Твин Пикс»
И тут интересно подумать, почему «Тьма» на самом деле все же «Очень странные дела». Пускай здесь нет практически ни одной ярко выраженной кинематографической отсылки, лишь старшеклассник Йонас без конца повторяет фразу из «Матрицы» (1999) сестер Вачовски, подозревая, что реальность идет рябью.
Сериал Одара и Фризе, как и шоу братьев Даффер, плотно нашпигован отсылками, но произведения, с которыми он связан, не показывали по телевизору и не крутили в кино. Это тексты Хайдеггера, Ницше и Шопенгауэра (чтобы поклон не пропадал зря, Н и Ш процитировали в эпиграфах к разным сезонам), эксперимент Шредингера, который позволяет параллельно существовать двум котам, живому и мертвому (а в сериале – двум мирам, Адама и Евы), разумеется, Библия (надо заметить, что взять никнеймы Адам и Ева вряд ли придет в голову кому-то из рожденных в XXI веке, что сразу выдает в ключевых фигурах сумасшедших), живопись Кранаха-старшего и Тициана, а также романтическая немецкая литература. Разве что Йонас, в отличие от Фауста, если что и хотел бы воскликнуть, путешествуя по кругам местного однотипного ада, так это «Не тормози, мгновенье, ты ужасно».
«Тьма» – как модно говорить про схематичный сай-фай с претензией – это «мысленный эксперимент», чьей вершиной в последних сериях оказывается финт в духе «А потом они проснулись». Под утомительный аккомпанемент дождя, наяривающей и в горе, и в радости мелодии Apparat и глубокомысленной фразы «Конец – это начало, начало – это конец», звучащей почти в каждой серии, творилась крайне продуманная и крайне «философская» машинерия, которая аннигилировала по щелчку пальцев. Даже иронично, что державшийся вдали от американской попсы немецкий сериал в финальном эпизоде разом процитировал и «Интерстеллар» (2014), и «Мстители: Война бесконечности» (2018). Миры Адама и Евы оказались сотворены часовщиком, потерявшим в аварии сына и решившим подчинить время, чтобы вернуть его к жизни. Что-то пошло не так – и вместо одного счастливого измерения возникло два с половиной несчастных (остатки оригинальной вселенной неведомым образом сохранились).
Вдвойне иронично, что ровно такой же детерминизм несколько месяцев назад – но с айти-технологиями и мертвой дочерью вместо ангста и путешествий во времени – разыграл Алекс Гарленд в «Разрабах», уложившись в восемь эпизодов античной патетики и визуальных пируэтов. Главный российский сериал лета, а, быть может, года – «Чики» – тоже описывает детерминизм отечественного юга, где злой рок затягивает тебя в ничтожество и каталажку поперек стараний совести и сестринства. С чем связан такой рост котировок фатализма или противления ему – вопрос гораздо более занятный, чем кто кому внук во «Тьме» и как в постапокалиптическом будущем из говна и палок собрали волшебный шар для путешествий во времени.
Безусловно, титанический труд Барана де Одара и Янтье Фризе приятнее лицезреть через призму культурных реминисценций и разработанных в доцифровой эпохе философем или в рамках борьбы с верой в собственную исключительность и уникальность своего измерения/знания/взгляда на мир. На языке сериала убедительной критической торпедой будет подробная, как в фильмах про обезумевших конспирологов, схема с несостыковками, противоречиями и лакунами «Тьмы», чьи творцы (!) два сезона твердили, что «важно не «где», важно «когда», а перед финальной главой решили, что «где» все-таки тоже важно. И этот финт оправдывается порционностью информации, которой зрителя тут кормят дырявой чайной ложкой. Даже удивительно, как манера персонажей долго находиться в кадре, но каждый раз открывать рот, чтобы сообщить абсолютное ничто, не стало источником многочисленных мемов: видимо, вера в то, что все разумно объяснят и античная серьезность притупляли зрительскую иронию.
Тем не менее, раз есть два мира – ценителей сюжетных перепетий «Тьмы» и его философской заводи – то, как сообщает сам сериал, должен быть и третий. Пусть он будет для разнообразия куцым и злобным. Конец – это начало. Все из тьмы движется во тьму. Гаснет экран ноутбука, гаснет свет, гаснет мир.
Смотрите сериал «Тьма» на Netflix.
Свежие комментарии