В первоначальной версии сценария «Голиафа» вы придумывали биографию Пошаеву: задолго до событий, которые мы видим в фильме, он работал учителем истории, а «Государь» Макиавелли был его настольной книгой. Это была чисто подготовительная работа или планировалось показать его бэкграунд в картине?
Я предпочитаю начинать фильмы только с того момента, где начинается сама история. Рассказывать о преподавателе, который спустя много лет стал бандитом, – долго и не в стиле повествования. На мой взгляд, там не уместны ни флешбэки, ни эллипсы времени, поэтому пришлось опустить такие детали – с одной стороны говорящие, но и ни на что не влияющие. Кем был Пошаев до того, как он пришел к своему статусу, – думаю, это другая история.
Вы для каждого героя придумываете подробную биографию, даже если о ней потом не говорится в фильме?
Конечно, это очень важно для актеров, и так удобнее выстраивать логику. Бэкстори помогает, даже если ее нет в сценарии. Я не изобрел ничего нового, об этом говорится и в системе Станиславского.
А какое, возможно, неочевидное прошлое было у других персонажей?
Если брать Арзу, то он никогда не ладил с начальством. Он профессиональный военный, его не повышали, а потом и лишили звания, потому что он не мог выполнять преступные приказы своего командования. Жена ушла от Арзу, так как он оказался совершенно беспомощным в этом мире. Жизнь научила его не протестовать против системы, которая тебя все равно перемелет. В прошлом он получил урок не лезть на рожон.
Когда вы задумывали эту историю, сюжет начал рождаться именно из библейской притчи о Давиде и Голиафе?
Да. Томас Фостер говорил, что есть четыре источника вдохновения для современного кинематографа – библия, фольклор, греческая мифология и шекспировские сюжеты. В своей истории я всегда пытаюсь найти что-то, корреспондирующее с мифами, даже если в сюжете на первый взгляд нет какой-то очевидной параллели. Почему? Не патетики ради – так проще добиваться целостности сюжета, потому что каркас мифа не дает тебе выпасть и уйти в другую степь. Для меня принципиально важно, чтобы в основе моего сценария был какой-то архетип – мне так легче писать.
Вы отмечали, что несколько раз переписывали сценарий «Голиафа», потому что не хотели рассказывать историю о мести. Мотив мести, на ваш взгляд, значительно упростил бы сюжет?
Конечно, в любом жанровом кино есть два сильнейших мотиватора – любовь и месть. Но мне кажется, все хорошие фильмы, в которых используются эти мотиваторы, находят и в любви, и в мести определенные нотки, индивидуальные звучания. Например, в «Непрощенном» Клинта Иствуда показана не просто месть шерифу. Главный герой по сути убивает порядочного исполнителя власти, который делал ровно то, что и остальные шерифы во времена – следил за соблюдением законов. «Я этого не заслужил», – произносит шериф, после чего получает пулю в лоб. Эта фраза очень важна для фильма: Иствуд показывает, как герой ниспровергает каноны жанра и отвергает устоявшуюся мораль – оказывается, новые времена требуют новой морали. Поэтому в «Голиафе» я хотел рассказать не просто о мести Арзу за жену, убитую Пошаевым. Для этого мы и не показывали их отношения, чтобы избежать манипуляции зрительскими чувствами. Самое главное здесь, что месть – это своего рода долг, который Арзу должен выполнить. Но гораздо сильнее на него действует симпатия со стороны диктатора, Голиафа. Это ужасное явление для меня просто феноменально. Пиетет, возникающий у Арзу перед Пошаевым, – самое интересное, что лежит в основе этой истории о мести.
Получается, в притче есть метафора вынужденного малого насилия. Убийство диктатора необходимо, чтобы предотвратить насилие системное.
По всем законам жанра Арзу должен отомстить – это вопрос чести и здравого смысла. Но происходит это при помощи того же насилия. Тысячелетняя история человечества говорит о том, что иногда без насилия невозможно восстановить справедливость. Его так много в мире, что как будто бы ничего не меняется, и это страшно. Я не оправдываю героя, но мне кажется, у него не было другого выхода.
Читала, что вы очень быстро проводите съемки своих фильмов – меньше, чем за две недели. Большой упор делается на подготовительную работу?
Вместе с командой мы тщательно все готовим и обсуждаем, не работаем без раскадровок и выбрасываем лишние сцены, уделяя много времени читкам. Снимаем мы через день, посвящая один из них репетициям и подготовке.
Работа с уже знакомыми вам артистами тоже своего рода экономит время?
Скорее, помогает добиваться более точных результатов на этапе сценария. Когда я пишу, то представляю персонажей, списывая их с реальных людей. Я точно знаю, кто и какую роль может исполнить. Это мне очень помогает, потому что я не трачу время на кастинг и долгие репетиции. Мы, конечно, репетируем, но все происходит быстро и легко, потому что герой по сути и есть актер.
Как фильм встретили на Венецианском кинофестивале, где его показали в программе «Новые горизонты»?
Мне кажется, это был лучший показ в моей жизни, потому что практически никто не ушел с сеанса. На больших фестивалях люди часто уходят – и это нормально, зритель ценит свое время. После самого показа было интересное обсуждение. Здорово, что фильм представляли актеры. Когда аудитория видит лица, которые только что мелькали на экране, это добавляет особый шарм после просмотра.
В начале сентября издание Variety анонсировало ваш новый проект «Носорог», который спродюсирует Александр Роднянский. Что это за история?
По сюжету во время беспорядков женщина теряет сына, и наш главный герой – полицейский – на свой страх и риск помогает ей в этих поисках, в условиях абсолютного хаоса. Думаю, это будет кино в какой-то степени и авторское, и жанровое. Съемки пройдут в Алматинской области.
Фильм будет снят без участия российских актеров?
Сейчас мы в процессе кастинга.
В этом году ваши проекты побывали и на более локальных смотрах, в России. На открытии фестиваля короткого метра «Короче» показали короткометражку «Возвращение Зои» – кажется, ваш первый проект, полностью посвященный женщине.
Это история состоит из воспоминаний девочки, которая пытается отыскать свою мать. Мне хотелось воссоздать видение ребенка. Это была моя мечта и своего рода эксперимент, чистый импрессионизм. Мы с актерами, оператором и художниками действительно побесились, как дети.
Осенью на Иви выйдет проект «Замерзшие», который успел поучаствовать в конкурсе фестиваля сериалов «Пилот». Расскажите о вашем первом сериальном опыте.
В августе прошлого года продюсер компании «Среда» Иван Самохвалов прислал мне сценарий «Замерзших», предложив сделать историю в стилистике неонуара и при этом предоставляя полную свободу. Мы нашли полное понимание, и с конца года приступили к съемкам. Все актеры – Артем Быстров, Лена Тронина, Володя Канухин, Даня Воробьев – работали на износ. Это был не сериал, а большое кино. Мы кайфовали на съемках. Процесс был долгим, снимали где-то полгода, но это того стоило.
Вкратце это история о следователе, чью жену убил маньяк. И этот маньяк, который появляется в жизни следователя и других людей, не просто угрожает жизням близких, но открывает зло, существующее внутри самого героя. Убийца в какой-то степени является его доппельгангером, темной стороной внутреннего «я». Это история о метафизическом зле, которое заставляет героя меняться изнутри.
У вас нет кинопроектов, в основе которых даже на этапе замысла лежат реальные истории?
Мы все находимся в реальности и все так или иначе снимаем про нее. Просто у каждого своя оптика: у кого-то более выпуклая, у кого-то более приближенная к обычному взгляду. Я всегда верил, что кинематограф создает собственную реальность, и пытался создавать миры, которые мы можем видеть только в кино. А на основе ли это реальных событий или же вымышленных – не имеет значения, потому что любое событие, которые выдумает сценарист, рискует повториться в жизни – и наоборот. Драматургия неизбежно повторяет законы жизнь, и тут не нужно быть пророком.
Почему вы часто используете в своих фильмах оммажи и киноцитаты?
Для меня цитаты – это любовь. Я люблю «Таксиста» Мартина Скорсезе, и мне кажется, что, показывая героя, который говорит сам с собой перед зеркалом, я проявляю свои чувства к кинематографу в целом. Когда я ввожу цитату, я приглашаю в эту игру всех зрителей. Тем более, если учитывать, что сцена в фильме Скорсезе – это оммаж японскому режиссеру Кэндзи Мидзогути. Ты закапываешься в историю кино благодаря одной сцене и понимаешь, что одно проистекает из другого, видишь настоящую природу кино, благодаря которому все культуры едины. Это не просто цитаты, а проявление гуманизма, когда ты делаешь отсылку к работе человека из другой культуры. В этом смысле кинематограф по-настоящему объединяет, а не разъединяет людей.
Существуют ли какие-то запретные темы, которых вы бы не стали касаться в своем творчестве?
Думаю, таких тем нет. Если художник ставит себе какие-то запреты, он уже не художник. Вообще в творчество стоит идти, только если ты хочешь избавиться от этих запретов. Абсолютная свобода – вот что меня привлекает в кино. У меня нет табу. Даже не знаю, о чем бы я не смог снять фильм. В любой истории все равно найду некую деталь, которая меня захватит.
«Голиаф» уже в прокате.
Ссылки по теме
«Голиаф»: Слабость как сила
В шести российских городах пройдут спецпоказы «Голиафа» с Дмитрием Чеботарёвым и Александрой Ревенко
В Азии планируют снимать ремейки российских сериалов
«Новый сезон»: Таисия Вилкова, Ольга Медынич и Ирина Горбачёва
Бедняк против криминального авторитета: трейлер фильма «Голиаф»
Новые русские: Вадим Галыгин, Юлия Топольницкая и Стася Милославская
Александр Роднянский спродюсирует новый фильм Адильхана Ержанова
Проекты Мещаниновой, Волобуева и Козинского вошли в программу фестиваля онлайн-сериалов «Новый сезон»
Сериалы с Екатериной Вилковой, Александром Кузнецовым и Филиппом Янковским вошли в программу «Пилота»
Закончились съемки «Замерзших» с Леной Трониной и Артёмом Быстровым
Артём Быстров отомстит за «Замерзших»
Свежие комментарии