На фестивале показали два фильма о поисках себя - неистовый и нежный
Берлинский кинофестиваль подходит к концу, уже объявили победителей, но у посетителей смотра еще есть время увидеть остатки кинематографических богатств из закромов смотра. Впрочем, это богатство скорее напоминает бедность - во всяком случае, конкурс в этом году вызывает еще более острое недоумение критиков, чем в прошлом или позапрошлом годах. Есть однако и хорошие новости: Алексей Филиппов рассказывает про «Cинонимы» Надава Лапида (конкурс) и «Сувенир» Джоанны Хогг (секция «Панорама»). Эти картины максимально непохожи, но вместе с тем в них есть что-то неуловимо общее.
Англия, 1980-е. Девушка из состоятельной семьи Джули (Онор Суинтон-Бирн) учится в киношколе и хочет снять дипломный фильм про рабочего из Сандерленда, его отношения с матерью и городом. Окружающие тактично и не очень намекают, что разность жизненных опытов Джули и ее героя до добра не доведут, но молодая постановщица при помощи камеры Super 8 надеется не ретранслировать на большой экран себя, а исследовать окружающий мир. Тот в свою очередь подкидывает ей задачку за задачкой: диалоги с родителями (мать играет загримированная до старости Тильда Суинтон), молодыми кинематографистами (среди прочих - Ричард Айоади) и возлюбленным-дипломатом Энтони (Том Берк) - образцовым эстетом, обаятельным снобом и, увы, наркоманом.
Двухчасовой «Сувенир» - автобиографическая картина британской постановщицы Джоанны Хогг - напоминает смесь костюмной драмы и инди про интеллектуалов в большом городе (в США центральный представитель этого поствудиалленовского жанра - Ноа Баумбах). Много разговоров, много задумчивых и томных взглядов, поэзия и старые кружева. Рефреном в кадре мелькает картина «Сувенир» (1778) Фрагонара Жана Оноре, на котором девушка с розовой лентой в волосах вырезает на коре дерева имя возлюбленного, чье письмо она только что прочла. В той же эстетике рококо решена и лента Хогг, которая не только позаимствовала имя героини картины Оноре, но и придала видеоряду хрупко-мечтательную меланхоличность.
В сущности, фильм состоит исключительно из кружева - визуального и нарративного: Джули петляет в лабиринте памяти, вспоминая то сцены романтического счастья, то дурашливые ссоры в постели (Энтони пытается выстроить между ними стену из плюшевых игрушек), то минуты отчаяния, то творческие поиски, то диалоги о том, каким же должно быть кино. В ход идут Хичкок и другие кинематографические божества, богемные споры о сущности кинематографа сплетаются с всполохами личного опыта: «Сувенир» показывает жизнь не через тусклое стекло, но через вуаль жизненного опыта, в котором, возможно, нет мытарств сандерлендского рабочего, но есть непростая любовь, поиски себя и хмурая тень героина.
Ломкая, трагичная и насыщенная линия отношений двух мировоззрений, безусловно, занимает центральное место в партитуре Хогг: «Cувенир» не только показывает разговоры влюбленных, и как они во многом не сходятся, как бы ни пытались смотреть в одну сторону (об этом же, к слову, показанные в «Форуме» румынские «Монстры»), но и эволюцию личности в этих диалогах с окружающими. Если отцепиться от густой психологической составляющей, то «Сувенир» - деликатное напоминание, что кино, как жизнь и любовь, не существует в двух одинаковых форматах, не сводится к правильному или неправильному вариантам. Иными словами, фильм снять - не поле перейти. И дело не в пресловутом «Я так вижу», но «Я так чувствую». Для начала, впрочем, нужно ответить на философский вопрос «Кто я?».
Им же отчасти задается герой абсурдистской комедии израильского режиссера Надава Лапида «Синонимы», показанной в конкурсе.
Париж, наши дни. В пространство городских улочек врывается высокий молодой человек Йохав (Том Мерсье), явившийся как будто ниоткуда и направляющийся в никуда. Позади - как выяснится сильно позже - Израиль и опыт военных действий, впереди - ночь в заброшенной роскошной квартире и неприятное пробуждение. У Йохава украдут всю одежду, он будет мерзнуть, в самый неподходящий момент дверь захлопнется - и ему придется голышом носиться по этажам, стучаться в двери, моля о помощи выученными фразами - «Пожалуйста» и «Спасибо». Откроют аристократичного вида брат и сестра Эмиль (Кантен Дольмер) и Кэролин (Луиз Шевильот). Он пишет графоманский шедевр, но застрял на сороковой странице идеально подобранной белиберды, она играет на гобое в оркестре. Они его приютят, согреют и даже оденут - в роскошное охристое пальто в пол. Йохав начнет обживаться в Париже - купит словарь, найдет комнату с дырой в потолке, устроится на работу охранником, попробует свои силы в порно (в одной из сцен его попросят засунуть палец в задницу и покричать на родном языке).
Новая картина израильского режиссера Надава Лапида, наиболее известного драмой «Воспитательница» (недавно в США вышел ремейк с Мэгги Джилленхол), формально рассказывает о мигранте, который стремится убежать то ли от войны, то ли от родины, то ли от себя. Йохав возникает буквально ниоткуда, как ангел-мститель, и очаровывает всех встречных и поперечных своим старомодным французским, впитанным из словаря (как известно, источника лексики, которой не то чтобы часто пользуются). В этом можно увидеть множество параллелей: отпрыск древней культуры, обожженной божественным, в столице более молодой европейской культуры, в чьем базисе находится человек.
В сущности, «Синонимы» и размышляют о том, насколько правомерно ставить равно между человеком и его характеристиками (проще говоря - стереотипами о поле, возрасте, культуре). Рафинированная французская богема и ее скука с примесью вины перед странами, где не так спокойно; экзотизация другого из лучших или же лицемерных побуждений; наконец, запутанная ярость на родину, связанная то ли со своим представлением, как нужно жить, то ли с бессилием что-то изменить (в первую очередь, Йохав убегает от родителей, железобетонного уклада). Все это описывается через ироничные синонимы; не через прямолинейные социальные сюжеты, но через пародию на них, абсурдистское отражение.
В этом смысле Лапид наследует Эжену Ионеско, который придумал театр абсурда, изучая английский язык и вместе с истинами учебника познавая заново мироустройство. Например, что в неделе семь дней, а пол находится под ногами (об этом напоминает сцена, когда Йохав запихивает пестрые рубашки в дыру под потолком). Так и израильский боевой ангел, вооруженный украденным словарем, заново постигает мир и себя через слова, которые произносят другие. И в конце, собрав некоторое количество суждений и законов европейского общества, он пытается их если не примерить, то проверить на прочность.
Казенные формулировки, суть, стереотипы, а единственный способ с ними бороться - подбирать синонимы, лучше - даже неологизмы. И этот поиск определения себя в словаре мировых культур, где незнакомое объясняется через знакомое (но не безукоризненно точно), и есть вечный экзистенциальный бег на длинную дистанцию. Его запечатлел в «На последнем дыхании» Годар, его фиксировали рассерженные молодые люди Великобритании, его пена вздымалась над молодым немецким кино. Надав Лапид, иронично переосмысляя свой опыт по штурму Парижа, при помощи ручной камеры фиксирует вечный поиск человеческого в окружении строгих определений. Про каждый закостенелый термин нужно ответить на простейший вопрос: правда или нет? Есть ли ответ?
Свежие комментарии